Шрифт:
– Двенадцатый! Тринадцатый! Четырнадцатый! Вперед! Вытащить машину любой ценой!
…Все три, один за одним, не доезжая до цели, с головой уходят под воду… Первого танка тоже уже не видно. Снежная целина со штришками движущихся фигурок: люди целы.
***
Весна.
Половодье.
Стоя на берегу, Марк, Маяк и Полина веточками стараются прибить к берегу оставшиеся с осени в земле, всплывшие мороженые картофелины. По примеру отца скинув обувь, подвернув штаны, Маяк заходит в ледяную воду по колено: улов сегодня неважный. Плывущий мимо лед царапает горящие от холода ноги…
Выловленное отжимают и – в ведро…
Запах – в туалетах слабее…
– Ляля, выйди!.. – Пелагея Петровна гонит чувствительную к запахам дочь с кухни…
Тщательно промытый выловленный из Оки «материал» превращается в крахмал – основу для несоленых (соли нет) булочек…
– Что сегодня на обед?.. (читай: будет ли этот самый обед?) – осторожно спрашивает в комнате у Маяка Гарик…
– Подыханчики.
– Подыханчики! Ура!
Не торф. Не кора. Не выковыренные щепкой картофельные очистки. Не отоваренный по карточкам хлеб «султыга»… ужасный…
Подыханчики!.. Поедаемые детворой прямо на кухне, у плиты: ждать некогда… Вкусно!..
– Ляля, почему сегодня из школы поздно? – спрашивает Пелагея Петровна (деревянную школу сломали, девочек перевели в 4-ю, каменную, мальчиков – в 11-ю, это теперь далеко, но все равно возвращаться по темноте – не дело).
– Военрук задержал.
– Этот, комиссованный?.. Зачем?
– Про войну рассказывал. Мы сами просили.
– И что рассказал? Я хочу знать, что он вам рассказал про войну. Дословно.
– Дословно?
– Прямо его словами.
– Его словами?.. «Бегишь, бегишь, лягешь. Нажмал курок. Не успеешь шморгануть – и усё».
– Понятно…
– Что тебе, Марк, понятно?!
– Коротко и ясно. Маяк, не передумал?..
– Нет. Завтра становлюсь к станку.
Застыв, Полина уставилась в окно невидящим взглядом.
***
Весна… Наконец-то вытащили провалившиеся зимой под лед танки…
После паводка и дождей в округе – непролазная грязь.
Дорога с северной стороны завода забита колонной вылеченных, возвращающихся из госпиталя фронтовиков…
Стоя у обочины, Маяк вспоминает «подыханчики», закончившиеся воспалением легких. Домашней лежкой. Потом санаторием. Из которого восемь километров надо было топать к станку пешком. К семи утра. С одиннадцати лет брали только на вспомогательные работы. Так что о том, что станок ему порой уже доверяют, знают лишь мастер и трое его товарищей по цеху – двенадцати-четырнадцатилетних пацанов… Теперь он тоже в семье – кормилец (школа – в прошлом). В очередь с отцом и матерью отоваривает карточки: отпускают иногда по ночам, а к семи – на работу.
– …Пропустить!.. Пр-р-ропустить!!! – начальство на «Виллисе».
Куда пропустить? Как?.. Сплошная колонна вылеченных фронтовиков. На полшага от дороги – увязнешь по пояс в грязи…
– Я сказал: пропустить!!! – выстрел из машины…
Один из фронтовиков оседает на землю…
Мертв…
Фронтовики молча окружают «Виллис».
Сидящим в машине бежать некуда.
Поднятый на руках «Виллис» с сидящими в нем офицерами сбрасывается с дороги в грязь.
Колонна продолжает движение…
Движение…
Движение…
Общее, от заводских ворот, из госпиталей, с аэродромов, со всей линии фронта движение. На Берлин!
1947
Школа окончена Лялей с медалью «За победу над Германией»… Не бросая школы, добровольцем участвовала в работах для фронта.
У Марка медаль «За доблестный труд в Великой Отечественной войне». Теперь он – в производственно-диспетчерском бюро механосборочного цеха.
Такая же медаль – у пятнадцатилетнего Маяка. В училище у станка он уже порой – за мастера. Учит других.
Дочь и старший сын поменялись местами: он возвратился за парту, она перешла в кормилицы: учебу на вечернем в политехническом совмещает с работой официанткой в заводской столовой. Отъедается после голодухи, хуже всех в семье ею перенесенной: до сих пор слабость в ногах и головокружения…
Заводской обеденный перерыв!
Зал столовой быстро наполняется.
Ее столики, как всегда, оккупируются первыми: горластые парни из ближнего цеха.
Она едва успевает подносить кастрюли и ведра.