Осмотрев улицу, он заметил несколько любопытствующих лиц, которые пялились на него из окон. Нет, здесь никто не будет создавать ему проблем. Дэви вошел в салун. Половицы пола заскрипели под его ногами. Один стакан виски, и он решит, стоит ли грабить банк в такой дыре, как эта. А потом он снова отправится в путь.

Салун встретил его спертой духотой, опилками на грязном полу и серым светом, который пробивался через грязные окна. Бармен, толстый мужчина с прилизанными черными волосами и бычьим лицом, лениво гонял мух, размахивая свернутой газетой. Взглянув на треснувшее зеркало за стойкой, он увидел Дэви и приветливо кивнул его отражению.

– Добрый день, незнакомец.

Мясник оперся на стойку.

– Чего-нибудь жидкого, - буркнул он.

Бармен вытащил пробку из горлышка коричневой бутыли и налил ему стакан. Дэви взглянул на двух мужчин, которые играли в карты за дальним столиком. Один из них поднял голову, но, заметив расстегнутую кобуру на поясе незнакомца, тут же вернулся к игре. В кресле у старого пианино дремал старик, над головой которого жужжали мухи. Дэви сделал глоток.

– Горячий денек, - сказал ему бармен.

– Это точно, - ответил Дэви, осматривая бутылки на полках.
– У тебя есть холодное пиво?

– Пиво есть. Но без льда и не очень холодное.

Пожав плечами, Дэви сделал еще один глоток. Спиртное было разбавлено водой, но это его не тревожило. Как-то в молодости он убил одного бармена, разбавлявшего виски. Однако теперь все это его не задевало.

– Я смотрю, у вас здесь тихий город.

– Да, в Зайонвиле спокойно, - ответил бармен, прихлопнув муху.
– А вы куда направляетесь?

– Куда-нибудь.

Дэви следил за пухлыми руками толстяка, пока тот ловил очередную муху.

– Вот увидел ваш город и решил немного отдохнуть.

– Вы выбрали правильное место. Как вас зовут?

Дэви взглянул на лицо собеседника. Оно было покрыто слоем зеленых мух. Оставались лишь узкие щелочки для маленьких темных глаз. Насекомые деловито забирались в широкие ноздри и выползали из рта толстяка.

– Разве они тебе не мешают?
– спросил он у бармена.

– Кто?
– удивился тот.

Его лицо снова стало чистым - без единой мухи.

– Никто, - огрызнулся Дэви.

Он посмотрел на запястье, отмеченное багровым шрамом.

– Меня зовут Дэви. А тебя?

– Я - Карл Хейнс. И это заведение - мое.

В его голосе чувствовалась гордость. Таким тоном папаши хвастаются детьми.

– Тогда мне жаль тебя, - сказал ему Дэви.

Карл удивленно уставился на него, а затем засмеялся нервным смехом. Дэви уже слышал такой смех, и он был приятен ему.

– Так, значит, в вашем городе нет шерифа?

Бармен перестал смеяться и спросил дрожащим голосом:

– А почему вы об этом спрашиваете?

– Из любопытства. Проезжал мимо его конторы, а там пусто.

Он поднял стакан с разбавленным виски и сделал очередной глоток.

– Что же ты замолчал? Не можешь ответить на такой простой вопрос?

– У нас действительно нет шерифа, - печально признался Карл. Какого-то сюда направили, но он едет из Эль Пасо.

– О, это далековато отсюда.

Дэви с усмешкой покрутил стакан в грязных пальцах.

– Ужасно далеко.

– Ну, не так чтобы очень...
– смущенно заметил Карл.

Он прочистил горло, взглянул на карточных игроков и снова повернулся к Дэви.

– Э-э... Вы же не станете создавать нам тут проблем?

– Разве я похож на человека, создающего проблемы...

Он замолчал, заметив, что у Карла Хейнса только один глаз - вернее, пустая черная глазница, из которой выползала маленькая змея. Ее язык дрожал, будто пробуя на вкус спертый воздух салуна.

– Мы здесь мирные люди, - говорил Карл, пока змея выползала из его глаза.
– Нам не нужно никаких ссор. Бог тому свидетель.

А Дэви просто смотрел на него. Змея приподняла голову, и ее глаза сверкнули холодным зеленым огнем. У Дэви заломило в висках. Там словно что-то взорвалось, и перед глазами возник образ, который ужаснул его. Он увидел высохший скелет, который лежал под палящим солнцем и читал вслух Книгу Иова.

– Наш городок небольшой и бедный, - продолжал бармен.
– Зайонвиль вымирает.

У него снова были два глаза, а змея исчезла. Дэви опустил стакан на стойку. Его пальцы дрожали. Изнутри рвался крик. Он хотел было выпустить его на волю, но затем снова загнал в самый темный и заплесневевший угол своей души.