— А-а-а что, если именно вот эта девушка, которую мы решили найти, и есть та, которая ходит во тьме? — вдруг с тревогой произносит Андраник и трёт лоб. — Я-я-я не думал раньше, но теперь подумал, вот, ну, а что, если вдруг именно только её одну во всём городе и стоит бояться?

— Да что ж ты раньше-то этого не мог сообразить? — негодую я. — Давай тогда уходить отсюда поскорее! Шевелись, чего примёрз! Поговорим с Нелой, тогда и решим... да что с тобой такое?

Андраник замирает с полуоткрытым ртом, глядя на что-то слева от меня, и в глазах его плещется ужас, а лицо стремительно белеет и становится даже светлее волос.

— Там гигантский светлячок, да? — со слабой надеждой спрашиваю я, набираясь решимости, чтобы обернуться.

Руки невольно опускаются, и котелок, который я не догадался оставить у стены дома, соскальзывает с локтя, оглушительно гремя на камнях.

Девушка с волосами чёрными, как ночная даль, стоит у стены, печально глядя на нас. И она нагоняет такую жуть, какой я не ощущал и рядом со старухой.

Возможно, дело в том, что сразу ясно — незнакомка мертва. Её тёмные глаза, окружённые чернотой, похожи на провалы на обескровленном лице, таком же белом, как и простое платье. Она боса, руки и ноги ниже колена обнажены, и на них отчётливо заметны следы тления. Единственное яркое пятно в облике девушки — остающаяся свежей алая рана, разрез, пересекающий шею.

— О боги, — шепчет Андраник. — Ой-ой-ой. Я сплю. Я точно заснул, и я сюда не пошёл, и ой, мамочки. Пожалуйста, пусть я проснусь, и никаких больше приключений. О боги, пожалуйста!

Девушка глядит на нас и молчит. На неподвижном мёртвом лице живут только глаза: они изучают моего спутника, затем взгляд медленно ползёт ко мне.

— Добрый день! — вежливо говорю я, потому что кто-то же должен начать разговор. — То есть, ночь. Замечательная сегодня погодка, верно? Так и тянет прогуляться!

Призрак не издаёт ни звука, ни движения.

— Что ж, ладно, — перехожу я к решительным действиям. — А ну-ка немедленно говори нам, кто ты такая!

— О боги, Сильвер, не надо быть таким грубым! — ахает Андраник. Жив ещё, значит, а то мне уж было показалось, он там помер со страху.

Девушка продолжает глядеть на меня, как мне чудится, с любопытством, хотя выражение её лица вроде бы и не меняется. Но вдруг мёртвые тёмные губы подрагивают и размыкаются.

— Скажет ли вам что-нибудь моё имя? — звучит насмешливый голос. — Что ж, если желаете знать, я Таавья. Лишь тень себя прежней. Разговор окончен?

— Нет, погоди, — спешу сказать я. А то вдруг она пропадёт, и мы так ни о чём и не узнаем. — Мы хотим узнать о проклятии!

— От меня? — спрашивает призрак. — Тогда всё зависит от того, сумеете ли вы задать верные вопросы. Я лишь тень, частичка памяти, я почти за гранью, и многого сказать не смогу.

— В-вы ведь с юга, верно? — подаёт голос Андраник. Что это ему пришло в голову?

— Да, я с юга, — звучит неспешный ответ.

— Ох, так вы, может быть, и есть дочь вождя!

— ...колдунья! — одновременно произносим мы с Андраником.

— Дочь вождя, — спешит погромче повторить он и краснеет.

Призрак остаётся неподвижным, губы сомкнуты, но всё-таки до нас доносится негромкий смех. Выглядит это пугающе.

— Я не стыжусь того, что колдунья, — произносит, отсмеявшись, незнакомка. — И я — дочь вождя. Вы угадали.

— Но кто тебя убил? — спрашиваю я и тут же думаю, не слишком ли грубо было таким интересоваться. Наверное, надо бы как-то пояснить свой интерес. — Ведь рана как будто не из тех, которые люди обычно получают в сражении.

Надеюсь, я исправил положение.

— Я не знаю, кто убил меня, — отвечает девушка, едва размыкая губы, и в голосе её слышатся боль и гнев.

— Ох, примите мои соболезнования, — вежливо мямлит мой не очень умный спутник, но дочь вождя ничего не произносит в ответ на это.

— Таавья, — окликаю я, надеясь, что верно запомнил имя, — вы с правителем этих земель заключали союз. Это ты предала его?

Тёмные брови на белом лице впервые оживают, сходясь к переносице. Волосы мёртвой колдуньи развеваются, будто буря бушует вокруг неё, и мрак стягивается, сгущаясь, к неподвижной фигуре.