Она будто не замечала, что парень уехал строить совершенно новую жизнь в далекую страну. В письмах мать называла его оставшимся с детства именем Алик, присылала бумажные фотографии и всегда подписывалась аккуратным учительским почерком «мама». Он внимательно читал и даже сохранял письма Оксаны Яковлевны, но отвечал очень редко и всякий раз думал, что это она не смогла сделать так, чтобы сын захотел быть рядом. Она никогда не поймет его выбора, а расписывать бытовое «пошел – посмотрел – познакомился» было бы унизительно для обоих. Он по привычке носил на запястье дешевые электронные часы, подаренные Оксаной Яковлевной на его двадцатилетие. Расставаться с часами почему-то не хотелось, хотя каждый раз, взглянув на них, он вспоминал свою неуютную прошлую жизнь. И маму.

Товарищам по «Высшей лиге» Альберт не собирался рассказывать ни о маме, ни о часах, хотя личные секреты были против правил клуба. В остальном Альберт жил по правилам и понятиям, параллельно отрабатывая свои задачи. Он вписывался в среду, совершенствовал язык и дорос до четвертого уровня совершенства. Этого ему хватало, и постоянные вопросы братьев о том, что мешает Альберту продвигаться на более высокие ступени, казались странными… Клубная жизнь с погружением затянулась на несколько лет, пока Альберт не обнаружил себя в палате реанимации благотворительного госпиталя…

Он не любил вспоминать об этом, но всякий раз, встречая на подходе к универу стайки мнущихся доброхотов, испытывал жгучее желание достать раскаленный железный прут и приложить его к просветленным физиономиям этих благообразных юношей прямо здесь и сейчас.

– Доброе утро, Михаил! – отдышавшись, поздоровался Альберт.

Он пропустил Мишу вперед, и они вместе появились перед аудиторией, где уже обменивались летними впечатлениями Мишины сокурсники. При виде Альберта студенты немного подобрались, а Миша отнес это обстоятельство к своему новому имиджу.

Группа четвертого курса финансово-экономического факультета явилась на встречу почти в полном составе, хотя обязательное изучение языка закончилось на втором курсе. Во-первых, владеть иностранным языком стало модно, во-вторых, Альберт был отличным преподавателем, к тому же – куратором группы. У Альберта имелся собственный подход к оценке событий.

Алексею Ковригину, скорее всего, английский очень нужен. Тяга Ковригина ко всему иностранному была очевидна. Он даже представлялся Алексом и демонстративно не отзывался на другое имя. Ковригин прекрасно успевал по всем предметам, но его рвение в изучении английского бросалось в глаза. Алекс настойчиво заполнял все возможные формы, которые касались зарубежной практики, стажировки по обмену студентами, семинаров с приглашенными носителями языка. Как-то раз Алексей признался Альберту, что мечтает изменить фамилию.

– Как можно именовать себя в честь национального хлеба…

Альберт тогда возразил, что большинство фамилий, иностранных в том числе, являются производными самых обыденных вещей.

– А какую фамилию вы бы выбрали, будучи американцем? – спросил Альберт.

– Ну, Смит… или Буш, – задумался Ковригин.

– Вы считаете, что Кузнецов или Кустов звучит лучше Ковригина?

Нет, Алекс так не считал. Он просто считал, что все, сделанное за границей, звучит, пахнет, ощущается и выглядит лучше, чем то же самое, но отечественное. Более того, Ковригин, отвергая оригинальные источники информации, настолько вник в навязчивые альтернативные трактовки, что искренне верил и в победу американцев во Второй мировой, и в покорение ими космического пространства. Одержимость заморским раем, как правило, начинается с первой идеальной глянцевой картинки, которую профанам выдают за бытовой стандарт. Ну откуда Алексу знать, что куклы Барби на самом деле – нереализованная мечта заплывших жиром американских домохозяек и их супругов, а безупречный уютный дом – всего лишь передвижной трейлер с картонными декорациями.

Интересовалась английским и Юля Павлова, хотя ей как раз был не нужен ни английский, ни статистика, ни литература. В ее жизненные планы работа по специальности и вообще «работа» явно не входила. Главной целью текущего периода Юлиной жизни было удачно выдать себя замуж. Экономический ликбез был необходим Юле, чтобы помогать будущему супругу составлять финансовые портфели и контролировать рынок акций. Безупречная внешность и благополучие достались девушке по наследству, для полной гармонии ей нужен был всего лишь муж со статусом и регалиями. Ни мажоры, ни бедные студенты не интересовали Юлю в принципе. Даже конкуренция международного уровня не тешила ее самолюбие. Самонадеянные иностранные специалисты, внедрявшие в Венецком университете прогрессивные западные программы, сворачивали головы, когда на горизонте появлялась Павлова. Один из них, американец, как-то рискнул пригласить Юлю стать победительницей конкурса красоты «Мисс Детройт». «Для меня это не проблема», – раскатисто прошептал он на ухо Павловой. Юленька на вполне сносном английском сообщила, что для нее конкурс красоты мало чем отличается от собачьей выставки. Для подтверждения превосходства ей не нужны медали и короны – вполне хватает зеркала.

Альберт был приятно удивлен, что в сложной грамматической конструкции Павлова допустила всего пару несущественных ошибок.

Другая студентка – Даша Черепанова – тоже свободно общалась с парнем из Детройта. Правда, на языке жестов. Тот же самый американец вместо приглашения на конкурс предложил Даше сто долларов, если она уговорит Юлю Павлову поехать в Детройт. Дашка не раздумывая показала недоумку средний палец. Это не было намеренным хамством, скорее, призывом оценить Дашины усилия превзойти Павлову хотя бы по внешним параметрам. Усилия эти были сопряжены с радикальными мерами. Волосы у Черепановой благодаря наращиванию и окрашиванию теперь были длиннее и светлее, чем у Павловой, под тяжестью наклеенных ресниц веки наполовину прикрывали глаза, придавая им загадочное выражение, корсет утягивал талию и эффектно подчеркивал бюст. Комплексный подход Черепановой к переустройству внешности не столько дал эффект сходства с конкуренткой, сколько раскоординировал естественный образ симпатичной и смешливой Даши.

Староста Наташа Землякова, как обычно, собранная, ответственная и деловая, улыбнулась Альберту, довольная хорошей явкой в первый же день учебы. Она со значением скосила глаза на «вечного» студента Георгия Мдивнишвили по кличке Растаман. Альберт понимающе кивнул, хотя радости от присутствия Растамана не чувствовал. Этот может обойтись не только без знания языка, но и без знания о том, что на планете вообще существуют разные языки…

А вот Владимира Кирпичникова Альберт был видеть очень рад. Хотя долгое время для Альберта оставалось загадкой стремление парня овладеть английским при полном отказе его мозга воспринимать даже алфавит. Первые четыре буквы звучали в устах Кирпичникова как «ЕЙ-БИ-СИ-ДИ»… Про дальнейшие достижения было даже страшно подумать. Это сейчас Альберт знает, что Кирпичников не упертый, не вредный и не наглый, а целеустремленный, добросовестный и прямолинейный.