Шрифт:
За последние дни люди сильно обносились: на одежде появились заплаты; изорванные головные сетки уже не приносили пользы; лица были изъедены в кровь; на лбу и около ушей появилась экзема.
Ограниченные запасы продовольствия заставили нас торопиться. Мы сократили большой привал до тридцати минут и во вторую половину дня шли до самых сумерек.
Такой большой переход трудно достался старику. Как только мы остановились на бивак, он со стоном опустился на землю и без посторонней помощи не мог уже подняться на ноги. У меня во фляге нашлось несколько капель рома, который я берег на тот случай, если кто-нибудь в пути заболеет. Теперь такой случай представился. Старик шел для нас, завтра ему придется идти опять, а потом возвращаться обратно. Я вылил в кружку весь ром и подал ему. В глазах китайца я прочел выражение благодарности. Он не хотел пить один и указывал на моих спутников. Тогда мы все сообща стали его уговаривать. После этого старик выпил ром, забрался в свой накомарник и лег спать. Я последовал его примеру.
Прислушиваясь к жужжанию мошек и комаров, я вспомнил библейское сказание о казнях египетских: «Появилось множество мух, которые нестерпимо уязвляли египтян». В стране, где сухо, где нет москитов, случайное появление их казалось ужасной казнью, здесь же, в Приамурском крае, гнус был обычным явлением.
Чуть брезжилось, когда меня разбудил старик-китаец.
– Надо ходи! – сказал он лаконически.
Закусив немного холодной кашицей, оставленной от вчерашнего ужина, мы тронулись в путь. Теперь проводник-китаец повернул круто на восток. Сразу с бивака мы попали в область размытых гор, предшествовавших Сихотэ-Алиню. Это были невысокие холмы с пологими склонами. Множество ручьев текло в разные стороны, так что сразу трудно ориентироваться и указать то направление, куда стремилась выйти вода.
Чем ближе мы подходили к хребту, тем лес становился все гуще, тем больше он был завален колодником. Здесь мы впервые встретили тис, реликтовый представитель субтропической флоры, имевшей когда-то распространение по всему Приамурскому краю. Он имеет красную кору, красноватую древесину, красные ягоды и похож на ель, но ветви его расположены, как у лиственного дерева.
Здешний подлесок состоит главным образом из актинидии, которую русские переселенцы называют почему-то кишмишом, жимолости Маака, барбариса, маньчжурского орешника с неровно-зубчатыми листьями и мохового мирта с белыми чешуйками на листьях и с белыми цветами. Из цветковых растений чаще всего попадались на глаза бело-розовые пионы, собираемые китайскими знахарями на лекарства, затем – охотский лесной хмель с лапчато-зубчатыми листьями и фиолетовыми цветами и клинтония, крупные сочные листья которой расположены розеткой.
К сумеркам мы дошли до водораздела. Люди сильно проголодались, лошади тоже нуждались в отдыхе. Целый день они шли без корма и без привалов. Поблизости бивака нигде травы не было. Кони так устали, что, когда с них сняли вьюки, они легли на землю. Никто не узнал бы в них тех откормленных и крепких лошадей, с которыми мы вышли со станции Шмаковки. Теперь это были исхудалые животные, измученные бескормицей и гнусом.
Китайцы поделились со стрелками жидкой похлебкой, которую они сварили из листьев папоротника и остатков чумизы. После такого легкого ужина, чтобы не мучиться голодом, все люди легли спать. И хорошо сделали, потому что завтра выступление было назначено еще раньше, чем сегодня.
Глава тринадцатая
Через Сихотэ-Алинь к морю
Перевал Максимовича. – Кусок сахара. – Лес на восточных склонах Сихотэ-Алиня. – Насекомые и птицы. – Сихотэ-Алинь как климатическая граница. – Долина реки Вай-Фудзина и ее притоки. – Горал. – Светящиеся насекомые. – Птицы в прибрежном районе. – Гостеприимство китайцев. – Тазовская гора. – Деревня Фудзин и село Пермское. – Бедствия первых переселенцев из России. – Охотники. – Заказчик на оленей. – Ценность пантов. – Кашлев – Тигриная Смерть. – Дюны. – Маньчжурская полевая мышь. – Конец пути.
Следующий день был 16 июня. Мы снялись с бивака в пять часов утра и сразу стали подыматься на Сихотэ-Алинь. Подъем был медленный и постепенный. Наш проводник по возможности держал прямое направление, но там, где было круто, шел зигзагами.
Чем выше мы подымались, тем больше иссякали ручьи и наконец пропали совсем. Однако глухой шум под камнями указывал, что источники эти еще богаты водой. Мало-помалу шум этот тоже начинал стихать. Слышно было, как под землей бежала вода маленькими струйками, точно ее лили из чайника, потом струйки эти превратились в капли, и затем все стихло.
Через час мы достигли гребня. Здесь подъем сразу сделался крутым, но ненадолго.
На самом перевале, у подножия большого кедра, стояла маленькая кумирня, сложенная из корья. Старик-китаец остановился перед ней и сделал земной поклон. Затем он поднялся и, указывая рукой на восток, сказал только два слова:
– Река Вай-Фудзин [78] .
Это значило, что мы были на водоразделе. После этого старик сел на землю и знаком дал понять, что следует отдохнуть.
78
Вай-фу-цзинь – внешний Фу-цзинь, текущий в сторону, обращенную к морю. Сравни с примечаниями 59 и 72.
Воспользовавшись этим, я прошел немного по хребту на юг, поднялся на одну из каменных глыб, торчащих из земли во множестве, и стал смотреть.
Прилегающая часть Сихотэ-Алиня слагается из кварцевого порфира. Водораздельный хребет идет здесь от юго-запада на северо-восток. Наивысшие точки его будут около 1100 м над уровнем моря. К северу Сихотэ-Алинь немного понижается. Западный склон его пологий, восточный – значительно круче. Весь хребет покрыт густым хвойно-смешанным лесом. Гольцы находятся только на отдельных его вершинах и местах осыпей. На старинных китайских картах этот водораздел называется Сихотэ-Алинь. Местные китайцы называют его Сихотэ-Лин, а чаще всего Лао-Лин, т. е. «старый перевал» (в смысле «большой, древний»). По гипсометрическим измерениям высота перевала, на котором мы находились, равнялась 980 м. Я окрестил его именем К. И. Максимовича, одного из первых исследователей Уссурийского края.