Мне непременно хотелось узнать мотивы обращения Каракулова к научно-образовательной стратегии.

– Кубат Бакирович. Вы замахнулись на нечто очень серьезное. Получается, что необходимо выстроить новую научно-образовательную стратегию?

– Да. Вы правы. Научно-образовательную стратегию следует обновить, и связано это с тем, что появилась новая научная парадигма – постнеклассическая наука со своей стратегией, принципами и со своей идеологией.

– А как понять вашу, ну скажем, научную стратегию: несколько сеансов и человек набрал пороговый знаниевый багаж. Так?

– По сути, да. Набрать то он может, а нас интересовал другой вопрос: – Каким образом, все знания по той или иной тематике – бытовой, научной, общественной, совместить, осмыслить? Причем, выразить эту работу осмысленным резюме, служащим ориентиром в его деятельности – жизненной, производственной, научной.

– А причем тут, изобретенный вами «нейрокомпьютерный конвергент»?

– Вся проблема в том, что если предоставить завершающий процесс самому человеку, то этот процесс затянется.

– То есть процесс будет слишком медленным и неоднозначным?

– Точно. Вот вы сами, как понимаете слова «стать умнее и мудрее»?

– Ну, это, прежде всего, объем знаний. Хотя, бывает и так: человек не имеет никакого образования, но умен и мудр.

– Итак, знания. Причем, качественное. А что означает качество знаний? Прежде всего, осмысленное, интерпретированное, обобщенное на уровне философских резюме. Вот, что означает высокое качество знаний, – подчеркнул профессор.

– Скажем так. Не каждому суждено стать философом. Есть люди, которые слывут высокообразованными, но они просто не умны по жизни.

– Да. Такая картина не редкость. Представьте себе, что знания, накопленные в мире можно за определенный большой промежуток времени можно «вложить» в головы людей. Что тогда произойдет? – вопрошал Каракулов.

– Человек просто сойдет с ума. Так?

– Вы не далеки от истины, – резюмировал профессор. – Все знания – это слишком неопределенно. Человеческая память избирательна, она работает по принципу создания определенных ассоциаций, а потому в головной мозг знания должны поступать тематические. Причем, как художественный, так и научный и философский тексты.

– Речь идет о той самой трехпоточной системе восприятия? – напомнил я.

– Да. Объем и сочетания этих знаний будут способствовать формированию научно-мировоззренческих взглядов и отношений. Знания художественной литературы вызовет цепную реакцию, человека захлестнет знание концептуального характера, а когда их объемы превысят определенную грань, появится знание всеобъемлющего характера. Вот тебе и цепная реакция, – констатировал профессор.

– Дайте подумать. В чем преимущества? Так, так. Значит, традиционная технология обучения имеют достаточно примитивный КПД? – спросил я.

– Да-да. Есть знания, есть мозги, однако, нет эффективных средств, позволяющих в короткий срок вложить большой объем тематических знаний, как продукт совмещения в мозгу, так сказать переработки с получением качественной мыслительной продукции, определяющий поступков и поведения индивида.

Беседа затянулась на целых два часа. Как мне показалось, за разговором, мы опорожнили целый самовар чая. Я задал ему еще один вопрос, оставленный напоследок.

– Помните ту самую критическую статью профессора Исманова?

– О, да! Догадываюсь, что не впечатление от почти безразличного восприятия сообщения о моей научной гипотезе, а именно суть той самой статьи заинтриговало вас и вызвал у вас жгучий журналистский интерес. Я прав?

– Отчасти, да, – сказал я.

– Так вот, я не стал бодаться с ученым, который явно не вникал в суть моей теории. От того и выпады его против меня и моей научной идеи и научной гипотезы, безосновательны, отрывочны, поверхностны. По крайней мере, я не должен был ни изъяснятся с ним, ни впасть в дискуссию. С кем я должен спорить и кому доказывать? Время расставить все на свои места. Бороться и доказывать нужно до признания, а после того, как научную идею и научную гипотезу признали, внесли в общемировой каталог, зачем было нужно тратить время и нервы. Впереди должны быть новые цели.

Поговорив вдоволь, мы вышли на улицу. Напротив крепости через дорогу высилась довольно крутая и высокая гора, покрытая кустарниками. Наискосок зигзагообразно поднималась вверх тропинка.

– Вон та тропинка называется профессорской, – сказал Каракулов, указывая на тропинку.

– Почему? – удивился я.

– Для меня почти ритуал, каждый день ближе к вечеру, пройтись по этой тропинке на вершину горы, а оттуда повернув влево пройтись до вон той сопки и спуститься вниз к дороге, а оттуда сюда.