— Эй. Эй, все в порядке. Эй! Посмотри на меня! — Мне приходится обхватить его лицо руками, прежде чем он обращает на меня внимание. — Перестань беспокоиться обо всем этом. Они могут преследовать меня сколько угодно. Мне все равно. Самое худшее, что ты можешь сделать, это позволить им зацепить тебя, Рэн. Ты дашь Фитцу именно то, что он хочет. Вот что мы будем делать. Мы переедем в наш новый дом, купим мебель и сделаем его уютным. Сделаем его нашим. Украсим его ко Дню благодарения, и сколько бы эти идиоты ни пытались нас поддеть, мы им не позволим, договорились?

Рэн корчит недовольную гримасу; иногда он бывает таким ребенком.

— Я не даю никаких обещаний. Если кто-то из этих ублюдков переступит черту и тронет тебя, то получит по заслугам.

Господи, помоги мне с этим упрямым, своевольным человеком.

— А как насчет того, что я заслуживаю? Заслуживаю ли я, чтобы моего парня арестовали и обвинили в нападении, когда мы только начинаем нашу новую совместную жизнь здесь, в совершенно новом городе, в очень престижном колледже, где я не знаю ни единой живой души?

Рэн закатывает глаза, пытаясь отстраниться, но передумывает, когда я прищуриваюсь, глядя на него.

— Меня не арестуют. — Он говорит это с такой уверенностью, что кажется, будто действительно верит, что находится выше закона.

— Клянусь богом, Рэн Джейкоби. Ты доведешь меня до могилы. Подожди здесь.

Я направляюсь в спальню в поисках своей сумочки. Из нее достаю маленький нож, который он купил для меня, когда мы гуляли по Риму. Рэн сказал, что он отпугивает карманников, и что я должна доставать его только в том случае, если серьезно намерена им воспользоваться.

Увидев оружие в моей руке, Рэн невозмутимо вздергивает бровь.

— Надо же. Я думал, мы будем вместе пару лет, прежде чем ты попытаешься меня прикончить.

— Очень смешно.

— Я стараюсь.

— Дай руку.

Рэн с подозрением смотрит на меня.

— Зачем?

— Затем, что я попросила тебя об этом.

— С какой целью?

— Ради всего святого, Джейкоби. Делай, что тебе говорят, и дай мне свою чертову руку.

Он подчиняется и делает то, что я ему сказала, но при этом дуется, как капризный ребенок.

— Ты собираешься сделать мне больно, не так ли? Ай!

Я сделала крошечный надрез в центре его ладони — сантиметр длиной и такой неглубокий, что из него едва сочится кровь. Однако Рэн ворчит так громко, словно я отрубила ему палец.

— Не будь ребенком. Это всего лишь царапина. — Повторяя движение, я делаю такой же порез на ладони своей правой руки и шлепаю ее прямо поверх его руки, так что наши ладони плотно прижимаются друг к другу. — Теперь повторяй за мной, — говорю ему.

— Обычно при заключении кровавого договора обе стороны дают согласие, — мрачно говорит он.

— Я, Рэн Джейкоби…

Парень выгибает бровь дугой. Я пинаю его в голень.

— Ай! Черт! Я, Рэн Джейкоби…

— Торжественно клянусь игнорировать прессу и не высовываться. Клянусь оставаться спокойным и держать кулаки при себе. И что бы ни случилось, я не позволю Уэсли Фитцпатрику и дальше причинять нам ненужные страдания, вечно…

— О, Господи. Я не записывался в драмкружок. И никогда не заучивал реплики. Я уже забыл, как начался этот монолог.

— Рэн!

— Хорошо! Черт! Торжественно клянусь выполнять все, что ты сейчас сказала, в полном объеме, хотя и не могу вспомнить точных формулировок. Но мне кажется, что ты меня немного сковываешь. Что, если кто-то из них похитит тебя? Я что, должен сидеть сложа руки и надеяться, что они когда-нибудь вернут тебя?

— Если кто-то из них похитит меня, то не обращай внимания на все это и приходи спасать меня, — уступаю я.

— А если кто-то из них отправит тебя в больницу?

— Я не попаду в больницу. Журналисты не нападают на людей, у которых хотят взять интервью…

Меня прерывает стук в дверь номера. Словно подозревая, что кто-то из журналистов уже проник в отель, Рэн топает через гостиную и с такой силой распахивает дверь, что та едва не слетает с петель. Он бы немедленно забыл о своем обещании, если бы в коридоре стоял репортер; вторжение в частную жизнь было бы для него непосильным испытанием. Но, к счастью или, скорее, к несчастью для меня, человек, стоящий у нашего номера, не журналист. По крайней мере, пока.

Пакс Дэвис — это олицетворение урагана пятой категории. Парень словно высасывает весь кислород в коридоре. До нашего с Рэном отъезда в Европу он отращивал волосы, но сегодня его череп свежевыбрит. Его темные брови сведены вместе в напряженной гримасе, которая доминирует над всем его задумчивым выражением лица. Он одет в толстое черное шерстяное пальто в стиле милитари, оставленное расстегнутым, показывая черную рубашку на пуговицах и черные парадные брюки. Черные кожаные ботинки дополняют его наряд, делая Пакса похожим на человека из шпионского романа.