– Видите ли, – решаюсь быть откровенной, – я ведь не оборотник…

– Дара у вас нет, это верно, а вот кровь наша имеется, я чувствую. Так что и к нам вы каким-то боком относитесь, сударыня.

Да ведь он во мне Аркашин невольный подарок почуял!

Из кухни выбегает парнишка с подносом, установленным горшочками, мисками с кашей: и как только в руках удерживает! Он странной скользящей походкой снуёт между столиками, в мгновенье ока раздаёт заказы, заставляет поднос стопками пустой посуды и вот уже мчится назад. По дороге дружески подмигивает. Глаза у него такие же крапчатые, и ещё я замечаю, как на ходу он к чему-то принюхивается. Вдруг он резко тормозит и смотрит на меня вовсю.

– Па-ап, – говорит осторожно, – а ведь она не одна…

– Почуял, – одобрительно кивает Михель. – Только впредь знай: об этом вслух не говорят. Не каждый любит раскрывать своего фамильяра. Принеси-ка молока немного.

Парнишка скрывается на кухне. Озадаченно смотрю ему вслед.

– И чем же пахнет мой фамильяр?

– Специфический запах степной травы, болотной тины и небольшая примесь магии. – Михель принимает от сына блюдце, наливает молоко и ставит на стойку. – Пригласите своего, ему понравится.

«Рикки? – зову мысленно. – Как насчёт молочка?»

И чувствую, как жадно дрожит в предвкушении вкуснятины горячий сухой хвостик.

Он пьёт, а Михель с сыном следят заворожено.

– Я ещё таких не видел, – шепчет мальчишка.

– Я тоже, – тихо отвечает отец. – Собак встречал, скорпионов, котов, мышей… Рептилии редко попадаются.

– А в дракона он вырастет?

– Не думаю. Порода не та.

Маленький рыцарь прерывает питьё и гневно пыхтит.

– Всё-всё, – торопливо говорит Михель. – Я верю, что вы огнедышащий, верю. Пожар в степи – страшное дело, так что мне доказательства не нужны, уважаемый.

Рикки успокаивается и выдувает всё молоко до капли. Сыто икнув, переползает на своё спальное место и даже не уплощается: висит объёмно. Эк его раздуло

– Ничего, усвоит, – замечает хозяин, видя моё беспокойство. – Он уже большой, может иногда и настоящей едой питаться. Только слишком часто не предлагайте, а то спать всё время будет.

– А часто – это как?

– Каждый день и помногу. Им хватает и раз в неделю добавку получить.

– Скажите, Михель…

– Минуточку, сударыня.

Он принимает ключ он уходящего варвара и стучит в стенку. Из кухонного дверного проёма высовывается хорошенькая Красная Шапочка: смех смехом, а девушка действительно в красном чепчике, красном передничке поверх простенького клетчатого платья… И ножки у неё в классических деревянных башмачках, которые стучат немилосердно, и в культовых полосатых красно-белых высоких чулочках. Картинка, а не девушка.

Цвет глаз интересует? И ушки?

– Мила, пятый освободился. Прибери. И проверь четырнадцатый, крайний, всё ли готово для госпожи Ванессы?

– Хорошо, папа.

Она со стуком убегает наверх по лестнице. Кое-кто из столующихся провожает заинтересованным взглядом, но дальше этого не заходит. Шуточки и развлечения берегут до вечера, а по расписанию скоро подвиги. Нечего распыляться.

– Слушаю, сударыня. – Михель вновь поворачивается ко мне.

– Знаете, что мне интересно? А куда, простите, девается одежда, когда вы перекидываетесь? Я читала про оборотней, но у разных авторов это по-разному описывается. У кого-то герой складывает одёжку в кучу, заранее припрятывает либо связывает в узел, чтобы с собой захватить, на ком-то она расползается в клочья, а как дальше, когда человеком снова становишься? Голым бегать? Кто-то вообще упускает этот момент, и получается, что какой-нибудь друид серым волком по полям скачет, а потом проявляется уже в броне и при мече; это как? Как он, будучи волком, на себе столько железа утащит?

– Насчёт брони и оружия – это, конечно, перебор, – усмехается мой собеседник. – Явное преувеличение. А что касается одежды – всё зависит от мастерства. В сущности, что такое чешуя, шерсть, иглы? Наружный покров, созданный для защиты, обогрева и обороны. Вот эту сущность мастера и схватывают. И превращают в момент перехода одежду в то, что по случаю полагается. Достаточно сильная головная боль на первых порах, скажу я вам… Главное – точно помнить, что на тебе есть, вплоть до последней нитки, а то или недосчитаешься, или выйдет такой курьёз, как медведь в ботинках, например. Это стыд и позор.

– А-а, – говорю. – Вот оно как… А как получается, что человек превращается, например, в сову? Нет, не что превращается, а уменьшается при этом. Куда девается остальное? И откуда потом берётся?

– Знаете, сударыня, – говорит он в замешательстве, – есть вещи, которые просто принимаешь на веру. Без объяснений. Откровенно говоря, мой Наставник мне как-то об этом рассказывал, но я был слишком беспечен и не запомнил ничегошеньки. Сожалею… А вот и ваш спутник. Ваш столик вон там, третий слева, рядом с окном.