– Какую еще овечку? – удивился Галлахер. – Просто предлагаю вам обо всем забыть.

Уиллис уставился на него, словно перед ним был невменяемый, который, того и гляди, начнет полосовать прохожих бритвой.

– Это, должно быть, из-за жары, – сказал он, не сводя с Галлахера немигающих глаз.

– Ну, в самом деле, – гнул свою линию Галлахер. – Почему бы и нет? Почему бы вам меня не отпустить?

– Слушай...

– Ну что, черт возьми, я такого сделал? Пострелял немного? Так никого же не ранил, верно? По-моему, вы со мной даже неплохо развлеклись. Бросьте, будьте нормальными ребятами. Снимите наручники, и я пойду своей дорогой.

Уиллис потер рукой бровь.

– А ты знаешь, Мейер, ведь он не шутит, а?

– Брось, Мейер, – сказал Галлахер, – будь человеком...

Мейер влепил ему звонкую пощечину.

– Ты, деятель, лучше ко мне не обращайся. И не произноси мое имя, не то я запихну его тебе в глотку. Это твое первое ограбление?

Галлахер, потирая рукой щеку, окинул Мейера тяжелым с прищуром взглядом.

– Да я бы с тобой даже не сел рядом... – начал он, но Мейер врезал ему еще раз.

– Так сколько еще за тобой ограблений на территории участка?

Галлахер молчал.

– Тебе, кажется, задали вопрос, – напомнил Уиллис. Галлахер взглянул на Уиллиса и тут же проникся ненавистью и к нему.

К ним подошел Карелла.

– А-а, Лу, привет, привет, – сказал он. Галлахер тупо уставился на него.

– Я вас не знаю, – произнес он.

– Ну-ну, Лу, – улыбнулся Карелла. – Что это у тебя с памятью? Не помнишь меня? Я Стив Карелла. Подумай, Лу.

– Он тоже фараон? – обратился к остальным Галлахер. – Никогда в жизни его не видел.

– Булочную помнишь, Лу? На Третьей Южной? Вспомнил?

– Я пирожных не ем, – огрызнулся Галлахер.

– А ты, Лу, там пирожные и не покупал. Ты выгребал денежки из кассы. А я случайно шел мимо. Припоминаешь теперь?

– Ах, это, – сказал Галлахер.

– И когда же ты вышел, Лу? – спросил Карелла.

– Какая разница? Вышел, и все тут.

– И сразу вернулся к любимому делу, – добавил Мейер. – Так когда же ты вышел?

– За вооруженное ограбление тебе дали десять лет, – напомнил Карелла. – Что же случилось? Освободили условно?

– Угу.

– Когда ты вышел? – повторил вопрос Мейер.

– С полгода назад.

– Кажется, тебе понравилось сидеть на казенных харчах, – заметил Мейер. – Так и рвешься обратно.

– Ну, ладно, давайте забудем всю эту историю, – сказал Галлахер. – На кой вам надо портить мне жизнь?

– Почему ты, Галлахер, всем портишь жизнь?

– Кто, я? Я не хочу никому портить жизнь. Просто обстоятельства так складываются.

– Ну ладно, наслушались, – прервал беседу Мейер. – В психологию ударился! Это уж слишком! Хватит! Вперед, голубок, пошли на прием к лейтенанту. Ножками, ножками. Живо.

Зазвонил один из телефонов, и Хейз снял трубку.

– Восемьдесят седьмой участок, детектив Хейз слушает.

– Коттон, это Сэм Гроссман.

– Привет, Сэм, что там у тебя?

– Немного. Отпечатки совпадают с теми, что на бинокле, но... В общем, Коттон, тщательно обследовать комнату мы не сумеем – нет времени. Уж до восьми часов мы точно ничего не сможем сделать.

– Почему? А который час? – встрепенулся Хейз.

– За шесть перевалило, – ответил Гроссман, и, взглянув на настенные часы, обнаружил, что уже пять минут седьмого. Куда же девался целый час?

– Да-а. Ну, тогда... – начал было Хейз, но не нашел, что сказать дальше.

– Есть тут разве одна штука, может, она вам поможет. Хотя ты ее, наверное, видел.

– Какая штука?

– Мы нашли ее на кухне. На подоконнике, около раковины. На ней отпечатки подозреваемого, так что он мог ею пользоваться. Во всяком случае, в руках он ее держал, это факт.

– Кого ее, Сэм?

– Карточку. Обычную визитку.

– Куда я должен нанести визит? – спросил Хейз, берясь за карандаш.

– В столовую «Эди – Джордж Дайнер». Первые два слова через черточку. В «Эди» три буквы.

– Адрес?

– Тринадцатая Северная, триста тридцать шесть.

– Еще что-нибудь на карточке есть?

– В правом верхнем углу написано: «Качество пищи гарантируется». Больше ничего.

– Спасибо, Сэм. Сейчас лечу туда.

– Давай. Может, ваш корреспондент там обедает, кто знает? А может, он даже один из владельцев.

– Либо Эди, либо Джордж, да?

– Все возможно, – сказал Гроссман. – Думаешь, этот шутник в квартире вообще не жил?