– То есть его воспоминания?

– Совершенно верно. Причем, не только те воспоминания, которые реальны для его возраста.

– Как? – удивился Садыр.

– Так, как чтение памяти происходит на уровне ДНК-памяти, мой метод позволяет прочесть «всю память», записанную на ДНК.

– То есть от рождения до смерти? – с удивлением спросила Айман.

– В принципе, да.

Уточнив еще некоторые детали нейровстряски, все трое прошли в кабинет гипнотерапии. Он представлял собой небольшое звуконепроницаемое помещение с черными стенами. Полумрак. Хусейн находился в глубоком кресле в полулежащем положении. Глаза закрыты черной повязкой, на голову натянута резиновая шапочка, как у пловцов, с многочисленными электродами, соединенными с компьютерной установкой. На широком мониторе на стене отслеживаются волны мозговой активности. Налажена система внутривенного вливания. У изголовья испытуемого встал Раим.

– Уважаемые коллеги! – обратился он к Садыру и Айману, которые расселись справа и слева от Хусейна. Можно начинать?

– Ну, с Богом! Раим Сеидович, начинайте! – с готовностью ответил Садыр.

– Итак, процесс нейровстряски начался, – объявил Раим, после введения раствора в систему и нескольких гипнотических пасс. Хусейн успокоился, закрыл глаза и расслабился.

– Уважаемые коллеги! – Раим посмотрел на Садыра и Айман, которые напряженно следили за реакцией подопытного. – Хусейн уснул, но его головной мозг бодрствует. Спрашивайте своего клона!

А спрашивать было чего. Айман и Садыр переглянулись, кто и с чего начнет? Видя их нерешительность, Раим предложил свой вариант.

– Айман, Садыр. Давайте я буду расспрашивать Хусейна, так как, я все-таки психоневролог с большим опытом гипнотерапии. А вы будете мне подсказывать, о чем спрашивать его? Пойдет?

– Да, да, – одобрительно закивали Айман и Садыр.

– Неужели нам удастся «оживит» генетическую память у клона? Неужели клон окажется не тем, кого хотели бы мы «получить»? А если это не клон Ибн Сино? Тогда чей же мы получили клон? Вот такие сомнения теснились в мозгу всех трех исследователей: Айман Темирбековны Каримовой – опытного медицинского генетика, сотрудника Института генетических исследований; Садыра Сапаровича Касымова – доктора наук по молекулярной биологии, сотрудника Лондонского Института клонирования, члена Королевского колледжа; Раима Сеидовича Курбанова – опытного психоневролога, кандидата медицинских наук.

На что они надеялись? Что они ожидали от такой нейровстряски? Всех обуревала надежда – прояснить ситуацию с клоном. Чей он? А что если это клон какого-либо негодяя, социопата, тирана, маньяка, серийного убийцы, разбойника? Уже много дней, все трое горячо обсуждали возникшую проблему. И вот, сегодня решающий день. Ведь ещё в начале двадцатого столетия учёные считали, что младенец, появляется на свет с чистой памятью, но уже сегодня многочисленные исследования доказывают, что память эмбриона формируется приблизительно через двадцать недель после зачатия. Между тем, это генетическая память! – А как быть с феноменом «дежавю», то есть с феноменом «это уже было»? Ведь это тоже генетическая память! А как быть с памятью подсознания? Ведь учёные подтвердили, что такие фокусы памяти на самом деле действительно могли происходить с нами в прошлой жизни, или же «записались» в памяти от опыта наших предков.

– Надежды, сомнения, тревога, ожидания…. У исследователей в мозгу происходили своеобразные «встряски», как поется в известной песне – Новый поворот? Что он нам несет? Гибель или взлет?… А Айман, смотря на Садыр и Раим, прочувствовалась в сердцах. – Бедные вы мои! Вы ни в чем не виноваты, это моя авантюра, а вам зря мучится и сомневаться.

Каждого одолевали сомнения. Но в какой-то момент, каждый для себя решил: «Мы делаем то, что делаем!». У них появилась уверенность, хотя слабая. Никакого другого сознания и мыслей они пытались не допускать. Они почувствовали некую силу, способную перевесить все сомнения. Хотя каждый из них почувствовал, как в их объединенное, испуганное сознание ворвалось утешение «Победителей не судят!». Отсюда, ожесточение, холодный расчет. Все молчали. Хотя, по краям их молчания затаился страх. Они понимали, что они первые в намерении воссоздать личность такого масштаба. Безусловно, за ними будут новые личности, созданные по такой технологии, а их воспоминания и способности будут усилены личностью – лучшей личностью, какую только могут воскресить через клонирование или породить новую.

2000 год. Исфана. Накануне Айман проездом из Душанбе заехала в Исфану проведать мать и родственников.

Айман проснулась от шума во дворе. Прислушалась. – О, это Назым-апа, – узнала по голосу. – Как всегда веселая, шумливая.

– Ассалому-Алейкум! Да, будет мир вашему дому!

– О, Назым. Алейкум-ассалом! Мир и вашему дому, – поприветствовала мама. – Проходи, пожалуйста!

– Прослышала, что приехала наша долгожданная дочка, вот и решила с утра пораньше проведать ее, – слышался громкий голос Назым-апы. Однако, спохватившись, она почему-то перешла на шепот.

– Тсс! Наверно, наша ненаглядная спит с дороги. Пусть поспит. А мы пока поговорим о том, о сем.

– Да. Айман еще спит. Ну, пусть еще немного поспит, а пока мы попьем с вами чаю, – защебетала мама, расстилая на топчане курпачу. – Проходите, пожалуйста, вот сюда.

Айман сладко потянулась. Как хорошо быть дома. Вокруг все родное, тихо, уютно. Вставать не хотелось, но и спать тоже. Оглянулась вокруг. Все по-прежнему. Резной фанерный потолок, старинные часы с боем, большое, потускневшее от времени зеркало, обклеенный по краям старыми фотографиями, также пожелтевшими от времени. Справа от зеркала на стене висит гравюрный портрет Ибн Сино в деревянной рамке. Айман невольно задержала взгляд на нем.

– Боже мой! Этот портрет здесь вот уже полвека, – невольно охнула она, силясь вспомнить. – Какой же был год, когда отец привез его из Ленинабада? Кажется, это было в 1970 году. Да, точно! Я в тот год пошла в первый класс, – наконец, вспомнила она. – Боже мой! Как быстро летит время, – взгрустнула она, вспоминая те года. Отцу было тогда чуть больше сорока лет. – Бедный отец, – с грустью вспоминала Айман. – Вначале, мама и мы дети, посмеивались, зачем вешать дома, тем более на самом видном месте, в гостиной, портрет какого-то неизвестного старикашки в чалме. Выйди из дома и вокруг сколь угодно стариков с такой внешностью и даже более колоритных, в сравнении с ним, как по чертам лица, так и по бороде и чалме, – недоумевали мы.