Традиции & Авангард. №2 (21) 2024 г.
вернуться

Коллектив авторов
Шрифт:

«Как медовар в мучных селеньях…»

Как медовар в мучных селеньях,на слог – непрост, на встречу – редок.Следящий таволги цветенье.Пасущий пчёл на склонах лета.Коптит слюду китовым салом.Плетёт корзинами валежник.Солистом в затрапезных залахсвистит на зимних побережьях.Знакомец рыбов и харонов,наследник травмы и обиды,покуда держат оборонустальные девы Атлантиды.

«Лишь обозначить, не задеть…»

Лишь обозначить, не задеть,не тронуть корни стужи,выходят засветло к водеродные неуклюжи.Покойно зеркало воды,на отраженья слепо,и опускается на льдыбезжизненное небо,где Ковш печали зачерпнулчерез края с лихвою,срезает звёзды Бонивури делится с водою.

«И тени слов, и мыслей бархат…»

И тени слов, и мыслей бархатскользят у воска на лице.В агатовых зрачках Плутархасгорает Троей голоцен.Стучат копытцами косулипо хрупкой скорлупе весны,и новый Франкенштейн рисуетмглу эталонной кривизны.

«В лесах и утренних, и древних…»

В лесах и утренних, и древних,на взгляд оленьих поколений,рассвет, он входит в помещеньевсем Откровением Матфея.В прицеле, голые, как волки,опасней бритвенной бумаги,танцуют хищные японки.Бордовым льдом потеют маки.Трущобы лиц. Имён коперникмедлителен в притонах смысла.На нежном первобытном нервезвезда незрячая повислав провал, в бездонное однажды,прямоугольно коченея.Рассечена железным дваждырогатая гортань Архея.Блаженства вспышкой не согреться,пока знобит вокал отары.Стальные ускользают рельсыпо щёкам рисового пара.

«Токовище ещё пузырится…»

Токовище ещё пузыритсяголовой вполнакала,новогоднее озеро Рицарасплескав из бокала.Присыпают свою чехардумандариновой пудройтолмачи, те, что спят на ходу,ты их видел как будто.Но зазоры в сплетении кронзапеклись, словно спелись,и скребёт по граниту перомангел-археоптерикс.Нет, не пепел, но снег поутруна кафтаны обочин.Смутным именем «Сталин» во ртухрустнет яблоко ночи.

«Они уходят в гулкий Лабиринт…»

Они уходят в гулкий Лабиринтогромного пустого Зодиакана тех высотах, где и Время спит, —в движенье замер бронзовый гоплит,где Память тлеет и горит Бумага.Стерильного пространства карантин.Там, в голове у Юности надменной,тончайший луч, пульсируя, звенити тянется на цыпочках к Вселенной.

«На ночь глядя ветхое расстелет…»

На ночь глядя ветхое расстелет,ладя кальку на цветной чертёж.В сталинских стаканах запотееткоммунальный виноградный дождь.Выкупая детские колена,тяжко в темя по дуге летитрыжей головою Спитаменасолнце в нефтеносный глинобит.Здесь, в начале каждой точки, где мы?По лугам корчуем облака.Синий сумрак прожигают геммыкротких войнов с крыльями быка.

«Шёл тридцать пятый год войны…»

Шёл тридцать пятый год войны.Святые плакали и пели.Нас обвиняли без вины,а воевать мы не умели.Сгорает школьная тетрадьВ костре за гнойным лазаретом.Мы научились умиратьи возвращаться чистым Светом.

Охотники на снегу

Слышишь, где-то сорокатрещит на смертельной качели?Музы стужи до срокасковали «Весну» Боттичелли.Этот взгляд, одинокозавершающий круг превращений.Вензелями по льдуи зигзагами в небе промозгломзаплетаются тутвсе цвета между Богом и Босхоми находят приют.Вот свидетель выходит на плоскость.Обрываясь в полёт,взгляд отметит тектоники сдвиги:тут – очаг и оплот,там – долина, где звуки и блики,здесь – начальный аккордэтой музыки – куст ежевики.

«Непроницаем вовсе бутон поклона…»

Непроницаем вовсе бутон поклона.Зёрна костей сосчитаны и порочны.Сочленяет всадник АрмагеддонаЭволюцию в цепи беспозвоночных.Кожей ход впитывая, не дремлет.Замер прочно, а выгоды не упустит.Прорастают жабрами сквозь доспехизвуков ветви – зыбкие корни грусти.Взморьем дышит попутчик, спешен.В снасти трещин, ниточек, кракелюрапопадётся бледная рыба-эшери поёт: Нидерланды, Маастрихт, Дюрер.

«Взгляд вещи куполообразен…»

Взгляд вещи куполообразен,а эха звук – архитектурен.Зернистой глубине опасенбог ускользающей натуры.Запоминает мрамор блескашероховатую поверхность.Каким воображеньем детскиммы заклинаем Неизвестность.Спеклись, сгустились слой за слоемсоцветья лиц и отражений,и к глыбе темноты подходитслепой горбун Микеланджел о.