Шрифт:
Вся жизнь человека — «труды мудрецов, искусств вдохновенных созданья, преданья, заветы минувших веков, грядущих времен упованья»... — вся история великих дерзаний мысли, неустанная борьба человека за свободу и прекрасное будущее, чудесные открытия в познании Вселенной — все вместила книга, это изумительное детище человека и созданное им для человека.
Едва научившись лепетать, младенец слушает сказку, историю ему читает мать, и дитя в живой поэтической фантазии уже улавливает прелесть добра и отвращается от зла. Подростка книга покоряет смелыми, отважными подвигами, юноша ищет в книге ответов на вечные вопросы о смысле жизни, зрелый человек умножает свой жизненный опыт, старец философски осмысливает минувшее.
Книга сопутствует человеку везде и всегда: вы встретите ее и в бедной хижине, и в богатых чертогах, и в скромной комнате рабочего. Старые, молодые, дети, одинокие, счастливые и несчастные — все нуждаются в книге, и она, как верный друг, и учит, и радует, и утешает, и побуждает к подвигу, к исканию истины, правды и красоты.
Книга всем нужна. Она завоевывает мир прочнее, чем великие победы прославленных полководцев. Александр Македонский в походах не расставался с книгой. Книга, как внезапный выстрел, заставляет вздрогнуть общество: в давнопрошедшие годы книга Джордано Бруно «О бесконечности, вселенной и мирах» потрясла мир и за это была сожжена мракобесами.
«Записки охотника» ясно показали русскому обществу весь позор крепостного права.
Горький вспоминает, как однажды на чердаке он читал рассказ Флобера «Простая душа». Книга захватила его: словно околдовала, как будто он сам пережил судьбу простой женщины. Он был еще подросток и не мог понять, в чем тайна этого волнения, и все читал, и все смотрел, листал и переворачивал страницы. И впервые понял чудесное свойство книги заставить читателя слиться в единую жизнь с ее героем.
Пушкин, умирая, посмотрел на свою библиотеку и сказал:
— Прощайте, друзья!
В наши дни советская книга стала провозвестницей самых светлых, самых справедливых идей о праве каждого человека на счастье и свободу.
В дни Великой Отечественной войны советские воины брали с собой в поход книгу Н. Островского «Как закалялась сталь». А юношу Островского вдохновила на жизненный подвиг прекрасная книга Э. Войнич «Овод».
Читатель! Ищи, люби и храни хорошую книгу. И она, как добрый друг, как лучший советчик и собеседник, отблагодарит тебя сторицей. Она откроет тебе взлет человеческой мысли. Она укрепит твою веру в будущее, пробудит надежду, воспитает любовь к честности, к подвигу, к добру. Без этого человек не защищен, он — сирота.
Никакие драгоценные вещи не украсят твоего жилища, если в нем не будет книги, — она, как светильник разума, освещает всю жизнь человека. Книга бесценная сокровищница, откуда человечество черпает мудрость, добродетель, мужество неодолимое, радость, твердость духа несокрушимую и презрение ко всякой ничтожной суете.
Любите книгу — это друг, который никому и никогда не изменял, но всегда указывал дорогу к справедливой и достойной жизни.
2 марта 1969 года
Москва
«СВОБОДНО, КАК ПОЕТ ПТИЦА...»
Как я писал «Дикую собаку Динго...»? Ответить на этот вопрос для меня нелегко. В самом деле, как пишутся книги? Вероятно, каждый пишет по-своему, и отдельные книги тоже пишутся по-разному. Могу только сказать, что легко я никогда не писал. Да и большинство моих близких друзей (увы, уже ушедших) — Гроссман, Платонов, Лоскутов, Гайдар писали тоже трудно. А Фадеев — я это сам видел, когда был с ним, с Павленко и Гидашем в командировке на Дальнем Востоке в 1934 году, — рыдал, если не мог схватить нужное звучание строки.
Легко писал Паустовский — свободно, как поет птица...
Помню, мы с ним поздней осенью жили в нашей любимой Солотче. Приближалась годовщина Октября. Однажды мы сидели на сосновых бревнах около дровяничка и, как обычно, говорили о рыбной ловле и литературе. Вдруг звякнула щеколда калитки. Наши собаки — пудель Пчелка и такса Фунтик Паустовского, выслуживаясь перед хозяевами, храбро кинулись на врага. Но вошел совершенно мирный, очень толстый человек — председатель нашего сельсовета тов. Васин. Сняв картуз, он поздоровался и протянул Паустовскому отпечатанную на машинке рукопись.
— Это моя речь, — сказал Васин, — к годовщине Октябрьской революции. Очень вас прошу, подправьте ее, если нужно.
Коста — так дружески мы звали Паустовского — взял листки и близорукими глазами стал читать. Я заметил на его лице мимолетную улыбку, поднялся с бревен и прочел первую строку — «От седых волос древности» и так далее.
Паустовский сказал:
— Вы тут посидите, товарищ Васин, а я минут через 20 все сделаю.
И он вошел в дом. Не знаю, прошло ли 20 минут, когда Паустовский вернулся. Он напечатал заново весь доклад.