— Послезавтра, четырнадцатого июня, чтобы был обязательно на районной комсомольской конференции на Огородникова. Обязательно! В два часа начало! Ты понял меня! Это по поводу годовщины комсомола и подготовке к ней!

— Понял, — коротко отвечаю я, выдержав паузу и внимательно разглядывая только шикарный бюст.

— Не вздумай не прийти! — особенно зло предупреждает меня парторг и я снова просто киваю головой, но такое наплевательское отношение к ее словам взрывает парторга.

— Придурок малолетний, — слышу напоследок от нее, когда уже поворачиваюсь, чтобы уйти от теперь очень неприятной тетеньки.

— Корова целлюлитная, — бормочу тоже немного более громко, чем если бы хотел остаться неуслышанным.

— Что ты сказал? — опять рявканье мне в спину.

— Вам послышалось, Валентина Дмитриевна, — с наглым видом поворачиваюсь я и пожимаю плечами, потом быстро сбегаю по лестнице.

Валентина двинулась со мной дальше разбираться, но я решил ретироваться, пока мы не подрались всерьез.

Да, отношения настолько накалены, что меня точно уволят из торга. Разъяренный парторг обязательно на этом настоит перед начальством. Будет выглядеть полной дурой в его глазах, раз сама пригласила и комсоргом назначила, но начальству в общем-то все равно.

Прощай, моя двухмесячная карьера курьера!

Которая так много мне дала, столько новых рынков сбыта и новых знакомых, готовых покупать советский дефицит.

— Не переживай, Игорь, — успокаиваю я сам себя. — Главное, это знакомства и связи, ты их получил и теперь знаешь около пятидесяти точек сбыта для своей продукции. То есть не своей, а эстонской, что особенно ценится покупателями. Безопасного почти полностью сбыта, это в наши суровые советские времена значит очень много.

— Выпрут тебя с работы — будет больше времени своими делами заниматься. Осторожнее работать и легче продавать, а какое-нибудь место, чтобы числиться официально я себе найду. Да и недолго осталось церберам товарища Андропова по киношкам и кафе шастать в поисках тунеядцев. Скоро и он под капельницу навсегда заляжет, через три месяца, и тема понемногу заглохнет.

На следующий день, в понедельник тринадцатого июня, я весело качусь домой после выполненной работы и отличной торговли, продался на сотню рублей в трех первых магазинах, сам даже не ожидал так удачно расторговаться до обеда.

Как на повороте на свою Красноармейскую сталкиваюсь с участковым. Не видел его уже пару недель и так бы не обратил на него особого внимания, но его выпученные глаза и сильно удивленное лицо при виде меня сразу царапнули нехорошо сознание.

— У него такой вид оказался, как будто он ожившего покойника увидел. Или привидение. Ох, не к добру все это, — понимаю я, пролетев мимо него по дороге.

Теперь я уже настороже и поэтому, заскочив с велосипедом в подъезд, приникаю на всякий случай к щели между дверями. Жду секунд тридцать и мои ожидания сбываются, мимо дома медленно проезжает серая Волга, а пассажир за затемненным стеклом смотрит как раз на дверь моего подъезда.

Я бросаюсь на свой этаж, распахиваю дверь, бросив велик на площадке, приникаю к окну.

Волги уже не видно, я наблюдаю какое-то время, как она вдруг выезжает из какого-то двора и встает подальше на улице в тени, в сотне метров от дома.

— Заехала развернуться во двор, на узкой Красноармейской это придется делать долго и привлекать к себе лишнее внимание, — понимаю я. — Подготовились господа сыщики уже, провели рекогносцировку на местности точно.

И тут я вспоминаю, что видел сегодня уже краем зрения похожую серую машину, даже пару раз, когда выходил из магазинов с рюкзаком и незаметно оглядывался вокруг, возясь с замком и отстегивая специально долго велосипед, ожидая внезапного появления тех же оперов из какой-нибудь машины. Или из-за нее.

Видел, но конечно не обратил внимание.

— Так меня взяли под наблюдение! — от этой мысли у меня холодеет спина, — точно взяли!

После подтверждения сурово печальной для меня новости я отошел от окна и присел за стандартный советский стол, на автомате налив себе большую чашку чая и вытащив из холодильника Таисии Петровны вафельный тортик.

Вот и допрыгался ты, товарищ Игорь Бессонов! Пришли по твою душу неразговорчивые граждане с чугунными кулаками. От них своим боксом точно не отмашешься, вырубят на раз.

Нужно поесть, пока есть время и попробовать обдумать свое новое положение советского человека, за которым следят государственные органы. Не просто как-то присматривают, а выделили целую машину с обученным экипажем для непосредственной слежки.

Не все от меня зависит теперь, но наручников на руках пока нет, наблюдение ведется только с улицы. Наверно, что только оттуда. Чтобы убедиться в этом, придется выйти в подъезд и спуститься вниз.

Все может случиться, могут прямо сейчас подняться и арестовать меня.