Дверь скрипнула на открывающихся петлях, и Густос вошёл в кабинет, словно переступая порог другого мира. Доктор Дзи, чья фигура обычно излучала непроницаемую уверенность, казался утонувшим в меланхолии, затерянным в своём холсте и венецианских мазках.

– Доктор, почему вы не были на мероприятии? – Густос подбирал слова с особой осторожностью, словно они были хрупкими сосудами, наполненными чувствами.

– Доктор Дзи вздохнул, не отрываясь от своего холста. – Ах, Густос. Что вы хотите?

– Я заметил, что вы вновь углубились в живопись. Как назовёте эту вашу новую работу? – спросил Густос.

– Жена ушла к другому, – пробормотал Доктор, и в его голосе звучала ощутимая боль, как будто слова пронзали его изнутри.

– Как? Что вы сказали? – удивился Густос.

– Моя жена ушла к другому, – повторил Доктор Дзи, и слёзы, которые так долго ждали своего часа, наконец, прорвались. – Я посвятил этот год спасению мира, но забыл спасти свою семью.

В кабинете зависла тяжёлая тень отчаяния, как будто все стены сомкнулись, образуя клетку, запертую на замок эмоционального страдания. Густос с трудом нашёл слова:

– Мне жаль, Доктор. Ведь, действительно, иногда мы так погружены в великие дела, что теряем из виду то, что действительно важно.

– Вам никого не жаль, вы черствый человек! У вас никого нет, вы не можете понять меня! – вскричал доктор, указывая на Густоса трясущейся рукой.

Густос поднял руки в знак успокоения, глаза его пытались обрести твердость:

– Доктор, пожалуйста, давайте сохраним спокойствие. Нет нужды так сильно заводиться, – умолял он, но Доктор продолжал наращивать темп.

В то же время, Джейн подошла к открытой двери кабинета. Словно затаив дыхание, она стояла в дверях, прислушиваясь к возгласам Доктора.

– Мы ведь занимались научными исследованиями! А теперь что? Промышленный шпионаж?! – выкрикнул доктор, его голос дрожал от гнева. – Да ещё и подставили молодого парня под такое страшное преступление. Это уже перебор.

Конец ознакомительного фрагмента.