– Нас сейчас догонят на машине. Я не хочу умирать.

– Снимай обувь. Живо.

Впервые мне не хочется с ним спорить. Я скидываю с себя туфли и бегу за Потаповым, не обращая внимание на то, что под ногами. В какой-то момент он резко сворачивает к какому-то дому и останавливается.

– Ты на велосипеде умеешь ездить?

– Да.

Еще один почти что взлом чужого, с виду заброшенного, дома – это мощно. Хотя Потапов в дом не заходит. Всего лишь вытаскивает велосипеды, стоящие у сарая.

– Крути педали как можно быстрее. Свернем к тропинке в лес, там машина не проедет.

– Ага.

– Ты точно умеешь ездить?

– Точно, – уверенно произношу я и сажусь на велосипед.

Так я еще никогда не ездила. Да, собственно, по такой «тропинке» тем более. Кажется, я отбила себе весь зад и перед. Меня не смущает боль между ног и даже пару попавшихся на пути веток, проехавшихся по лицу. А вот то, что в какой-то момент я теряю управление из-за спустившегося колеса – да!

Бандюки не добили, а велосипед по ходу да. Но падаю я вполне успешно. Не лицом в землю, а умудряюсь на бок. Уж лучше бедро, чем голова. Я определенно жива и почему-то начинаю хохотать. То ли от того, что мы, судя по всему, оторвались от наркодилеров. То ли от того, что просто не верю в происходящее.

– Ну что ты за бестолочь такая? – тянет меня за руку.

– Я не виновата, что колесо спустило. И вообще я устала. Мне уже нечем дышать. Мы же от них оторвались, да?

– Надеюсь, что да.

В очередной раз за день складываю руки в молитвенном жесте.

– Господи, спасибо тебе. Спасибо.

– Господи? Ты никого не забыла?

– Да, да. Матерь Божья. Благодарю.

– Это все?

– Нет, конечно, нет. Ангел мой хранитель, спасибо тебе.

– Теперь всех перечислила?

– И конечно же, Николай Чудотворец, искренне благодарю. Теперь все.

– А мне кажется, ты кое-кого забыла, Модеста.

– Кого?

– Пиздюн.

– Блин, прости. Конечно же, это все ты. Спасибо. В смысле если бы не ты, то я бы уже того. А пиздюн это так… в голову почему-то пришел.

Только сейчас замечаю, что Потапов, в отличие от меня, пострадал гораздо больше. Бровь рассечена и из нее сочится кровь.

– У тебя бровь кровит. Надо отсюда выбираться.

Достаю из сумочки телефон, но, увы, он вырублен. Самое гадкое, что у Потапова тоже.

– Что мы будем делать?

Оглядываюсь по сторонам. Кругом лес и все та же маленькая ухабистая дорожка.

– Надо где-то перекантоваться до утра. Пойдем, надо выйти к домам.

– На горку?

– Да.

– Блин, у меня и так все болит. Кажется, я отдавила себе всю передницу этим дебильным велосипедом.

– Если тебе станет легче, мои яйца почти всмятку.

– Несомненно мне легче. Что может быть лучше, когда другому хуже?

– Вот и я так подумал.

Достаю из сумочки салфетки и прикладываю к его брови.

Я не знаю, сколько мы идем по лесу. По ощущениям, вечность. Радости от появления домов нет. В особенности, когда я понимаю, что Потапов не собирается проситься к кому-то на ночлег. Видок у нас тот еще. Оттого мы и останавливаемся у нежилого с виду домика.

– Здесь переночуем. Говорят, на сене хорошо спать.

– Шутишь?

– Нет. Постелешь свой пиджак. Кстати, на тебе три вещи. Считать походу не научилась. Голой бы ты не осталась.

– Точно. Забыла про пиджак.

Я не сразу понимаю зачем Потапов снимает с себя футболку и рубашку. Оказывается, он тот еще чистюля. Ощущаю себя какой-то дурой, подглядывающей за мужиком. Это что за необходимость сейчас полоскать свои вещи в каком-то ведре? Вместо того, чтобы обработать бровь, он стирает. Точно аномальный.