Форму Беллер не носит! Зачем? Он же свободный игрок. Вот и сегодня гент заплыл в комнату в ярко–голубых джинсах и приторно–лазурной шелковой рубашке. Выпендривается. А уж ботинки–то! Ботинки! Это что – кожа голубого аллигатора, убитого на рассвете на вершине горы Фудзияма?

– Ната, я ее успокою, – заявил Беллер таким тоном, будто у него весь мир в кармане. Хотя нет, заявил – не то слово. Прожурчал, вот так правильней. Голоса гентов звенят как хрустальные ручейки в лесу. А уж если они запоют… прощай полдня – заслушаешься и забудешь обо всем на свете.

Я порадовалась, что на время избавлюсь от общества истерички, и пулей выскочила наружу. Фуф! Хоть отдышусь пару минут!

За дверью хохотал напарник Этьен, тоже лейтенант – рыжий вербер, весь в веснушках, как и большинство его сородичей. У этих верзил пятнышки на коже повсюду, где не растет густая шерсть. Исключения есть, но их также мало, как и вменяемых свидетелей, встретившихся с агрессивными сверхами. Раньше верберов–полицейских заставляли коротко стричься и гладко бриться. Но потом плюнули, и оборотни так и ходят – косматыми, как орангутанги, с топорщащейся во все стороны щетиной, украшающей не только нижнюю часть лица, но и половину шеи.

Я заспешила в наш с напарником кабинет, оставив Этьена наслаждаться цирковым представлением. Стены и мебель офиса выдержаны в коричневых тонах, как и рама зеркала – моей цели. Большое, овальное и ярко освещенное – днем из окна напротив, а вечером светильником у потолка, оно – всегда честное и непредвзятое. Не то что «коллеги» в бутиках, где ты выглядишь тростиночкой, словно, только зайдя в примерочную, сбросила десять кило.

Вот я растрепа! Меньше надо волосы теребить на нервной почве. Темные пряди волнами выбились из хвостика, отчего круглое миловидное лицо казалось добрым и приветливым. Не–ет! Не годится! Лейтенант полиции сверхов должна быть суровой и непреклонной, чтобы преступников от одного взгляда холодный пот прошибал!

Вдруг прямо сейчас привезут какого–нибудь матерого нарушителя–сверха, а у дежурной столь ангельский образ! Меня же подопечные совсем уважать перестанут!

Схватив расческу, принялась приглаживать непокорные локоны и закреплять невидимками. Поправила широкий кожаный ремень, подхватывавший серую рубашку и подчеркивавший изящную талию. Переколола на кармашке символ родного подразделения – значок–мутант, так мы его называем. Вообще на брошке изображены слитые воедино половины человеческого лица и звериного. Такой людооборотень.

Подтянула свободные черные брюки, очерчивающие округлые бедра и приоткрыла рубашку на груди. Раз природа обделила худощавостью, пускай все обзавидуются, любуясь на шикарные формы! Так и бабушка всегда говорила, а уж она от недостатка внимания никогда не страдала.

Последний штрих – немного подправила подводку вокруг карих глаз с зеленоватыми крапинками. Пару раз повернулась перед зеркалом. Ну да, ничего. Вообще–то мне уже сорок пять лет. Если бы не чудеса медицины гентов, сейчас выглядела бы не свежей девушкой, а зрелой женщиной. Эх! Пора назад, к истокам, так сказать, то бишь, к свидетельнице. Этьена бы к ней в клетку! Пусть зальет слезами и соплями жилетку медведя вместе с его любимой джинсовой рубахой. Вот я бы полюбовалась и позлорадствовала. А то, как погоня – так мужчины, а как нервная подопечная – так женщины. У каждого ведь есть свой предел! Мой, видимо, четыре таких свидетельницы за смену. Иди, Ната, нас ждут великие дела!

Гордо расправив плечи, вернулась к великану–напарнику, которому даже до плеча не достаю. И это при моих–то ста семидесяти пяти сантиметрах!

Вовремя.

– Готово! – выходя из комнаты для допроса, гордо заявил Беллер, будто нашел философский камень. Я вздохнула и вернулась в ненавистное помещение.

Девушка сидела спокойно и как–то отрешенно. По сравнению с ее прежней истерикой это выглядело даже… пугающе. Свидетельница смотрела перед собой невидящим взором и что–то невнятно бормотала. Значит свои знаменитые эликсиры гент не использовал, обошелся легким внушением.

После снадобий лесного народа люди веселеют, лица наливаются румянцем.

– Говорить можете? – опасливо спросила я, присаживаясь на свой мягкий стул.

Потерпевшая встрепенулась и подняла на меня осмысленный взгляд. Ну, слава тебе господи!

С этой подследственной–свидетельницей–пострадавшей вообще все туманно и непонятно. Сказала бы – загадочно, но уж больно слово положительное …

Ее обнаружили почти голую, трусящую по шоссе и что–то орущую вслед проезжающим авто. Один из водителей позвонил в полицию. Вот что стало с современными мужчинами? По трассе несется обнаженная девица, а они, вместо того, чтобы подумать о главном, звонят нам! Где романтика? Где страсть, я вас спрашиваю? Где животная маскуллиность? Правда, потом, видимо, что–то взыграло в этом субъекте, дремучее и гормональное – он попытался поймать пострадавшую. Девушка расцарапала добряку лицо, руки и грудь. Похоже, именно это окончательно и пробудило в нем мужское начало! Новоявленный мачо скрутил свидетельницу и сдал подоспевшей на вызов патрульной машине. Полицейские, недолго думая, доставили сюда и были таковы. Девушка, бормочущая про канов – не их проблема. Вот не могли поехать в другой участок? Почему обязательно в мой? Возле поселений верберов, людоедов и ледяных отделений полиции сверхов куча. Понятное дело! С этими зверюгами работы всегда полно. Так нет же! Полиция случайным образом выбрала именно нас! Закон подлости!

Лишняя одежда в участке найдется всегда. Порой приходится ловить оборотней, которые так и норовят превратиться в зверей и сбежать по лесным тропкам, где человек не пройдет. Но и мы не лыком шиты – не зря же генты тратят на отделение литры эликсира. В общем, тут как карта ляжет. Частенько хватаем беглецов и тащим в участок. А когда им надоедает прикидываться пушистыми и хвостатыми, задержанные оказываются в чем мать родила. Не любоваться же на обнаженку весь допрос! Ладно еще там всякие лисы и волки… Каны вообще раскидываются на стуле так, будто для порнофильма позировать собрались. Естественно, мы запасаемся футболками, толстовками и спортивными штанами, стопками скупая их на распродажах.