– Как самочувствие? – мягко поинтересовался Ручьёв.

Анна скорчила забавную гримаску.

– А то не догадываешься?

– Ясно, – усмехнулся он, – Химией будешь травиться или клин клином?

Ее даже слегка передернуло.

– У тебя, конечно, отличное бренди, но теперь я не смогу на него смотреть минимум полгода…

– Тогда "Алка-Зельцер", – заключил Ручьёв и направился в ванную комнату, где находилась аптечка, а в ней – препараты на все случаи жизни.

Хоть сам он отнюдь не являлся "любителем химии". Он был просто предусмотрительным человеком.

Отпив из стакана, где Ручьёв растворил пару шипучих таблеток, Анна на пару секунд прикрыла глаза и глубоко вздохнула.

После чего слегка улыбнулась и обвела комнату немного затуманенным взглядом.

– Хорошо тут у тебя – светло, просторно, уютно… Либо у тебя отменный вкус, либо у твоего дизайнера…

– Не нанимал я дизайнера, ты же знаешь, – сказал Ручьёв, – Твои советы плюс толика собственной фантазии, результат перед тобой, – и добавил (с усмешкой на губах, но без усмешки во взгляде), – Нравится? Одно слово – и все это в твоем распоряжении.

Анна чуть поморщилась.

– Сколько можно, Серж…

– Ясно, – он опять отвернулся, перестав созерцать изысканную обстановку своей спальни и изысканную женщину в наброшенной на голые плечи рубашке (его рубашке), а глядя просто на дождь за окном.

Анна отставила стакан в сторону, встала и бесшумно ступая босыми ногами по мягкому, ворсистому ковру, приблизилась к любовнику и положила ладонь ему на плечо.

Ручьёв не обернулся, но накрыл ее руку своей.

– Обожаю вас, сэр Ланселот… особенно когда вы так мило дуетесь.

Вновь отойдя к кровати, Анна присела на нее и взяла со столика пачку Vogue и зажигалку.

– Но стань ты моим мужем, я уже через неделю сбежала бы, – добавила она уже совершенном другим – не мурлыкающим, а насмешливым – тоном.

– Отлично, – сказал Ручьёв мрачно, – Настолько я, выходит, плох?

– Отнюдь. Ты слишком хорош, вот в чем беда. Ты умен, самодостаточен, отменно воспитан, женщины тебя обожают…

– За одним исключением. Та, кого люблю я, обожает… вытирать о меня ноги. Не так? – когда он посмотрел на Анну, в его светло-серых глазах не было злости – лишь печальная констатация факта.

Она молча забрала с кресла свое платье и направилась в ванную. Секунду Ручьёв оставался недвижим, затем в глазах его нечто сверкнуло – этакая сумасшедшинка, – и он бросился за Анной следом, успел схватить за плечи до того, как она захлопнула за собой дверь ванной комнаты.

– Чушь это все, отговорки… Реально ты просто меня не любишь, скажи наконец прямо!

Она обернулась, глядя на Ручьёва с явным сожалением.

– В том-то и беда, что люблю. Тебе мало доказательств? Сколько их я еще должна предоставить?

– Просто останься со мной. Останься не на час-другой, и даже не на ночь… Останься по-настоящему. Других доказательств не нужно.

Анна усмехнулась.

– Если я останусь с тобой, наш "мини-рай" превратится в ад быстрее, чем мы успеем друг другу надоесть.

– Черт! – выкрикнул Ручьёв всердцах, – Я, по-твоему, превращу в ад жизнь женщины, которую единственно люблю? Кто я, по-твоему? Садист? Дегенерат? Псих?

– Зануда всего лишь, – мягко сказала Анна.

– Ты права, – он моментально сник. Отошел к дивану, тоже закурил. Сказал, не глядя на нее, – Ты права, я тебя ненавижу. Я бы тебя убил… если б был способен убить.

…и если б не любил, – добавил он еле слышно, затягиваясь сигаретой часто и нервно.

Казалось, Анна колеблется… впрочем, колебания длились недолго.

– Ручьёв…

Шаг навстречу, прикосновение, взгляд.

Спичка, поднесенная к бенгальскому огню.

Вспышка.

...................

– Ты чудовище, Ручьёв, – печально изрекла Анна, – Ты дождешься, что старый иезуит явится сюда лично, со сворой секьюрити.

Под "старым иезуитом" она подразумевала супруга, которому оставался год до пятидесяти и который был старше нее на два десятка лет.

– Плевать, пусть является, – легкомысленно отозвался Ручьёв, – Разве он увидит тут что-то новое и интересное?

Анна, было, сердито сдвинула брови, но потом рассмеялась.

– Ладно, циник. Скажи "спасибо", что я сейчас, в преддверии отъезда, добрая…