Крошечная белая майка, демонстрирующая ее живот, заставляет меня думать о том, как легко было бы разорвать материал зубами.

Коралина рассматривает меня, слишком увлеченная разглядыванием, чтобы понять, что я заметил ее присутствие, ее мягкие карие глаза обводят линии моего обнаженного тела. Если бы с нами в комнате не было моего младшего брата, я бы позволил ей продолжать.

– Коралина, – мой грубый голос заставляет ее перевести взгляд на меня, на ее щеках появляется румянец от осознания того, что она попалась.

Леви поворачивает голову так быстро, что у меня перехватывает дыхание. Я скрываю свое раздражение, поскольку он ведет себя так, словно никогда раньше не видел девушек.

Она одаривает его улыбкой одними губами и неловко машет рукой. Покачивая бедрами, она проходит дальше на кухню, дразня меня перспективой нагнуть ее, чтобы посмотреть, какого цвета у нее трусики.

– Привет, – тихо выдыхает она, теребя ремешок своей сумочки.

– Черт, – бормочет Леви себе под нос, как будто мы его не слышим.

Я мгновенно протягиваю руку и шлепаю его по затылку.

– Манеры.

Коралине приходится прикусить нижнюю губу, чтобы не улыбнуться, и я ловлю себя на том, что безосновательно злюсь на ее зубы за то, что они скрывают одну из редких и прекрасных вещей, которые она делает.

Мне нравится ее улыбка. Мне нравится ее смех. Она мне нравится.

Для меня это странное ощущение – испытывать к кому-то симпатию. Я не был влюблен ни в кого со времен средней школы, и сейчас это чувство гораздо сильнее, чем могу понять.

– Леви, самый привлекательный брат, – он протягивает руку, чтобы пожать ее. – Как, черт возьми, этот засранец заполучил тебя?

Гребаные сиблинги33.

Они созданы для того, чтобы постоянно действовать вам на нервы. Именно поэтому Рук так хорошо ладит с моей семьей.

– Разве ты не младший близнец? Можешь ли ты быть самым привлекательным, если есть твоя копия постарше? – она наклоняет голову, моргает, притворяясь смущенной, берет его руку и пожимает ее. – А мне нравятся молчаливые и задумчивые типы.

Он насмехается.

– Калеб хотел бы, чтобы у него был такой подбородок.

Как резинка, он тут же возвращается к своему дурацкому облику. Наш предыдущий разговор тает, весь его страх скрывается за одной ослепительной улыбкой.

Я еще несколько минут наблюдаю за тем, как она достает его, слушая их болтовню, прежде чем он направляется в ванную, оставляя нас наедине.

– Что за срочность? – спрашивает она, наклоняясь, чтобы убедиться, что Леви не слышит нашего разговора.

– Мои мать и отец уже едут сюда.

Ее глаза расширяются, прежде чем она опускает взгляд на свой наряд и снова поднимает его на меня.

– Ты не подумал упомянуть об этом раньше? Я бы надела что-нибудь, я не знаю… – она вскидывает руки в воздух. – Еще один гребаный свадебный наряд? Я похожа на Джека Потрошителя.

– Ты выглядишь сексуально, – бормочу я. – И моим родителям будет все равно, что на тебе надето, Хекс. Главное, чтобы они с тобой познакомились.

Она усмехается.

– Сомнительно. Как они вообще узнали? Я думала, ты собираешься выиграть нам время?

Я просто протягиваю газету, которую дал мне Леви, по столешнице островка в ее сторону, затем беру свой кофе и делаю глоток, пока она читает. Она морщит нос, просматривая страницу.

Ее носик делает то же самое, когда она собирается кончить.

Блядь.

Не думай об этом прямо сейчас. Думай о чем-нибудь другом, идиот. Я машинально опускаю взгляд на свою промежность. Последнее, что мне нужно, – это стояк, прежде чем моя мать ворвется в мой дом.

– Нашла любовь после дома ужасов? Как ты думаешь, им когда-нибудь надоест история с похищением?

– А тебе? – спрашиваю я. – Тебе никогда не надоедало, что они все еще говорят о том, что с тобой случилось?

– Да, – вздыхает она, прижимая большой и указательный пальцы к уголкам глаз, – но у меня толстая кожа, так что меня это больше не беспокоит. Я всегда буду чем-то особенным в этом городе, для этих людей. Что бы я ни делала, это никогда не изменится. Это просто…

– Утомительно, – я заканчиваю предложение за нее, наблюдая, как она убирает руку и кивает мне. Как будто только в этот момент она осознает, что мы скорее похожи, чем отличаемся.