Однако не все девушки поверили в мою ложь. Я слишком долго пробыла в бане. Поэтому самые догадливые косились в мою сторону с сомнением, скрестив белые руки на груди. Но прежде, чем одна из них вышла вперед и успела задать вопрос, ночную тишину нежданно разрезал строгий голос нянюшки.

– Радмила!

Нянюшка спешно спустилась по высоким ступеням княжеского терема, гневно глядя то под ноги, то на толпу девиц. Чернавки расступились в страхе попасться под руку сварливой Светане. Выбившиеся из наспех заплетённой, седой косы пряди, выглядывали из под платка и подпрыгивали от каждого ее шага. Нянюшка отговаривала меня от гадания и обещала проследить, чтобы я осталась в своей светлице после захода солнца. А когда уговоры иссякли – она грозилась доложить князю Всеволоду о моем безрассудстве, ведь не пристало княжне вместе с дворовыми девками в судьбу свою пытаться заглянуть. Но то ли в силу возраста, а может, от скуки, она задремала. Во сне она не расслышала, как я тайком крадусь за стенкой, тихонько ступая босыми ногами по половицам.

– Сбежала, упрямица! И не стыдно тебе, княжеской дочке, по двору среди ночи бегать, да кричать словно ошалелая?

Я стерла с лица последние следы испуга и кротко подняла на Светану свои бездонные зеленые глаза. Грозный взор смягчился при виде моей виноватой улыбки. Нянюшка стянула с плеч яркий платок и укрыла меня им словно большим мягким одеялом. Я не замерзла, но от заботы не отказалась. На протяжении всей моей жизни нянюшка оберегала меня, дарила любовь и ласку. После того, как матушка сгинула от болезни, Светана не отходила от меня ни на шаг. Она пела колыбельные, когда становилось страшно, рассказывала сказки, ежели одолевала тоска. Тогда мне было всего два года. Но вот, с тех пор минуло шестнадцать лет, а нянюшка все продолжала бродить за мной по пятам, как и прежде запугивая горохом за провинности. Сама я ни разу не стояла коленями на горохе, но другие ребятишки рассказывали, как это больно. Будучи совсем маленькой, я боялась повторить их незавидную участь, старалась не шалить, а ежели уж так случалось, то всегда сознавалась и просила прощения. Но довольно скоро проворный детский ум понял, что добрая нянюшка не пойдет дальше угроз, а потому очень скоро я продолжила озорничать втихаря. Да и Светана давно догадалась, что я лишь притворяюсь напуганной, но все равно по сей день продолжала эту незамысловатую игру, сохраняя образ строгой наставницы.

Я успела лишь коротко попрощаться с подружками, когда Светана утянула меня за собой, к терему. На траве уже выступила роса, и мои босые ноги слегка скользили. Я звонко захохотала, когда все же потеряла равновесие и едва не упала. Светана еле успела меня словить. Всю дорогу до крыльца она охала да укоризненно вздыхала.

– Чего удумала! В баню пробралась после заката! – причитала она. – Ты бы еще на реку купаться побежала.

Я весело хихикнула в ответ:

– Пожалуй, последую твоему совету в следующий раз.

– Давай. Утащит тебя княжна-русалка на дно, тогда некому будет изводить меня всякими глупостями!

Когда мы зашли внутрь, где лунный свет проникал лишь через маленькие прорези в ставнях, глаза перестали видеть детали, цепляясь лишь за смутные очертания. Светана стояла в тени, и я не увидела, как она поднесла палец к губам, призывая к тишине, но услышала ее тихое шипение. Ковры согревали мои озябшие ноги, а по телу постепенно расползалось сонное, ленивое тепло. Я уже не скрывала зевоты, когда мы подошли к моей двери, и нянюшка заворчала себе под нос. Сегодня она не сразу ушла к себе, а ждала, пока я взберусь на полати, и сама села рядом. Верно, она боялась, что снова сбегу к подружкам. Напрасно, ведь ночь настолько вымотала меня, что я не спустилась бы со ступенек, даже при виде обугленной руки рядом. Усталость легла на меня тяжелым одеялом, а страшное видение все больше становилось похожим на сон, привидевшийся когда-то давно. Но от Светаны не утаилось, как я с криком выбегала из бани.

– Расскажи, голубушка, что видела, – вдруг попросила она, поправляя мое одеяло.

От прежней строгости не осталось и следа. И хоть не хотелось мне вновь вспоминать темноту бани и посланный судьбой облик, но ласковый голос нанюшки окутал меня словно теплый, надежный кокон, ограждая от липкого страха. К тому я знала, что Светана ни за что не отстанет от меня, пока не поведаю обо всем в подробностях. Ее нельзя провести глупым враньем про шорохи за печкой. Я глубоко вздохнула и села, подобрав под себя ноги. Пришлось рассказать о том, как долго я вглядывалась в воду, как появилась страшная рука, и как я выбежала прочь из бани. Светана выслушала меня внимательно, то задумчиво кивая головой, то хмурясь. Когда я закончила, она молчала еще какое-то время, и вдруг ее лицо осветила догадка.

– Не иначе как банник потешился над тобой! – уверенно изрекла она. – Ты испугалась, убрала руки с таза раньше времени – вот негодный тебя и подловил.

Слова Светаны звучали здраво, ведь я и вправду, крепко испугалась, собиралась бежать еще до появления образа. А всем известно, что ни в коем случае нельзя убирать руки с чана, пока духи судьбу не покажут. Иначе жди беды. Я подскочила на коленки и порывисто сжала в объятьях Светану, раскачиваясь с ней из стороны в сторону.

– Ну полно, полно тебе! – промурчала она с деланной строгостью.

Я отстранилась с широкой улыбкой и снова опустила голову на подушку. Все-таки оказаться жертвой проделок банника гораздо приятнее, чем нести вдовью судьбу. Нянюшка заботливо пригладила мои волосы и затянула красивую, но грустную песню про птичку, улетевшую из гнезда в далекие земли. Я закрыла глаза и стала слушать, представляя, как высоко в небе летит голубка, как она пьет воду из глубокого озера и как клюет с куста сочные ягоды малины. Нянюшка тихонько поднялась с широкой ступеньки, думая, что я уже сплю.

– Постой. – Я осторожно схватила ее за теплую, сморщенную руку. – А ты сама когда-нибудь гадала на суженого?

Лицо Светаны помрачнело. Она отвела взгляд, но медленно села обратно. Поначалу она молчала, лишь глядела вдаль невидящим взором. Я терпеливо ждала, не смея ее торопить. У нянюшки не было ни мужа, ни детей. Я никогда не спрашивала ее об этом, боялась обидеть. Но теперь мне вдруг стало важно знать, ведь в свое время она могла видеть в отражении темной воды нечто подобное. Что, ежели вовсе не банник шутил со мной, а моя злая судьба?