Как и место за столом.

С удовольствием вытянув ноги, ибо походить пришлось изрядно, а сапоги ещё до конца не разносились, Джек подпихнул себе под бок – для надёжности – дорожную суму и принялся ждать, когда ему принесут заказанное. В зале было довольно тихо. Сама хозяйка, невысокая худощавая женщина в зелёном платье наизнанку, трудилась у плиты; заказы на стойке принимал её муженёк – белобрысый, но крайне застенчивый верзила лет эдак шестидесяти с виду. Ещё две женщины средних лет, рослые и светловолосые, одетые по-мужски, разносили готовую еду и выпивку. Брать на голодный желудок что-то крепкое Джек не решился, поэтому немужественно заказал морс, кисловатый, густой, и теперь неспешно потягивал его, разглядывая зал из-под ресниц.

«Ещё бы помыться по-человечески, – сонно размышлял он. Обтираться влажной тряпицей ему уже опостылело, а лезть в холодные ноябрьские реки не хотелось даже в лисьем облике. – Интересно, есть ли здесь бани? Купальни? Лохань с горячей водой, наверное, организовать можно…»

И, словно живое, наглядное доказательство несомненной пользы гигиенических процедур в зал ввалилась изрядно заросшая компания… ну, для сохранности собственной психики Джек решил считать их весьма лесорубами-энтузиастами. По крайней мере у них были топоры – сплошь в подозрительных пятнах, а заношенные до крайности одежды говорили, вероятно, о том, что бедняги трудились не меньше дюжины дней кряду. И, вероятно, экономили не только мыло, но и время – не тратили его попусту, чтоб до конца спустить штаны, когда звала нужда. Вместо салфеток за трапезой они, судя по виду, использовали не только рукава, но и собственные бороды. Грубоватые куртки из толстой кожи несколько приглушали амбре, но стоило одному из «лесорубов» слегка распустить ворот, и удушающая волна заполнила весь зал.

«Иногда плохо иметь чересчур чуткое обоняние», – подумал Джек, окончательно просыпаясь.

По счастью, ему хватило ума промолчать.

К несчастью, чувствительный нос был не только у него.

Хозяйка, перекинув через плечо пегую косу в мужскую руку толщиной, обернулась недовольно, однако пока ничего не сказала. Некоторые из посетителей, кто уже покончил с ужином, резко засобирались. В считанные минуты зал почти опустел – и немудрено; те же, кто остался, старались держаться тише воды, ниже травы.

– Комнат свободных нет, – грубым голосом соврала хозяйка, оттеснив супруга в сторону, стоило только благоуханному отряду приблизиться к стойке. И добавила уверенно: – Еды тоже нет, всё съели. Есть бочонок кислого эля и вчерашний пирог с рыбой. Надо?

Главный «лесоруб» положил было заскорузлую ладонь на рукоять топора, но тут хозяйка угрожающе сощурила глаза – зелёные-зелёные, настолько яркие, что они едва ли не пылали в полумраке, пристукнула каблучком по полу… И мужчина как-то разом стушевался.

– Надо, – проблеял он, опустив косматую голову; нос и рот у него почти терялись в буйстве усов и бороды. – Скок с нас, хозяюшка?

Когда предводитель расплатился гостью мелких монет, вся компания двинулась к дальнему столу. Джек выдохнул было – неужели пронесло?..

…и почти сразу подпрыгнул от гневного рёва:

– Кто-кто смерррдит? У, бабья рррожа!

«Лесорубы» сгрудились в самом центре зала, точно по пути на невидимую стену налетели. Там за столом сидел одухотворённого вида кудрявый старец в долгополых коричневых одеяниях, напоминающий не то монаха, не то оркестранта, но злополучную реплику насчёт запаха кинул явно не он. «Бабья рожа» была надёжно скрыта под глубоким капюшоном бархатистого чёрного плаща с серебристой вышивкой по краю. Желанием общаться с ароматной компанией она тоже не горела и почти сразу же отвернулась обратно к столу, на котором стояла белая фарфоровая чашка с чаем, точь-в-точь такая же, как у брадобрея в лавке. На блюде рядом лежало несколько яблок и горсть кислых ягод: черника, рыжая облепиха, клюква, даже немного тёрна. Кем бы ни была загадочная незнакомка, завидным аппетитом она похвастаться не могла… Сдержанностью, впрочем, тоже.

Что она ответила «лесорубам», Джек мог только догадываться, но совершенно точно ничего хорошего.

– Ах ты, дрянь!

«Дело плохо», – пронеслось в голове.

И тут же – за мгновение до того как «лесоруб» отвесил незнакомке в плаще оплеуху – чей-то голос громко спросил:

– Ребятки, это не у вас монетка выкатилась?

А спустя ещё секунду Джек осознал, что голос-то принадлежит ему.

«Ладно, – подумал он, леденея. – Как-нибудь выкручусь».

За тем, как расплачивались «лесорубы», он наблюдал вполглаза, но всё же обратил внимание на то, что в ходу у них были в основном медяки. Наёмники из Захолмья, конечно, деньгами тоже не сорили, но выглядели в целом побогаче – и амуниция у них тоже была получше… Сложив два и два, Джек мысленно выругался и потянулся к кошельку за своим козырем.

За золотой монетой.

Звякнул металл – и словно бы солнце осияло скромный зал «Доброй келпи».

Глаза у предводителя бородатой компании округлились настолько, что даже стали более-менее заметными на лице, а рот раскрылся сам собою. Заворожённо следя за золотой монетой, предводитель позволил снисходительно похлопать себя по плечу и чуть склонил голову, когда Джек продолжил:

– Тут в двух улицах отсюда есть чудесный трактир с большим выбором мяса и вина. Как раз для таких славных парней, как вы, ребята! Почему бы вам не прогулять эту монету там? – с намёком подмигнул он, стараясь выглядеть одновременно и дружелюбным, и хотя бы вполовину таким угрожающим, как хозяйка. Судя по тому, как сглотнул «лесоруб», вроде получилось. – Какая разница, что сказала дама? Сердце должно уметь прощать! Ну же, ступайте! Навстречу вину и мясу, м-м? – и для наглядности он повёл монетой в сторону дверей.

Вероятно, грубить худощавой незнакомке в плаще было приятнее и спокойнее, чем подозрительному рыжему верзиле при деньгах, потому что бородач молча сграбастал золото, отрывисто кивнул и двинулся к выходу, а за ним и вся компания. Уже снаружи они торжествующе взревели, загоготали – и, к всеобщему облегчению, и впрямь отправились куда-то дальше по улице.

Джек машинально ощупал изрядно отощавший за день кошель – и плюхнулся на лавку рядом с незнакомкой.

Сердце у него колотилось чересчур часто для простой кабацкой перебранки.