– Понимаешь, мама…

– Я так и думала! – выпалила я, прекрасно зная мамин характер. – В четверг, после пятого урока. Не забудь, – и побежала домой.

Матери я опять же ничего не рассказала. «После концерта придем с папой вместе, тогда и поговорим, – заключила я договор сама с собой. – А то поругаются сейчас, и он снова потеряется или будет звонить, как Горшков, и предлагать куда-нибудь сходить, а она ни за что не согласится. Она же упрямая».

Кто бы мог подумать, что в самый обычный четверг выдается столько счастья. И было совершенно неважно, чтo про меня поведала отцу Вера Константиновна, наверняка одни гадости. Важно то, что папа вышел из кабинета улыбающийся и не стал кричать, не стал называть меня бестолочью, а просто сказал:

– Ну ты даешь! Мама действительно расстроилась бы. Обещай, что больше не будешь так делать.

Я пообещала. И больше так не поступала, по крайней мере, доску мылом не натирала.

А вечером папа был на концерте. Я танцевала первую в жизни польку и улыбалась только ему. От нахлынувших чувств ноги несколько раз выдали двойное количество «берлинских» кренделей, а руки вместо того, чтобы спокойно держаться за талию, размахивали в разные стороны.

– Да что с тобой такое? – спросила хореограф за кулисами. – На кого ты все время смотрела в зале?

– На папу. Вон тот, видите, в коричневом костюме, – показала я.

– У тебя же нет отца, – удивилась она.

– Просто он потерялся, а на днях нашелся, – объяснила я.

После концерта папа ждал меня в фойе.

– Ну как?!

– Здорово. Только, по-моему, немного торопилась, – заметил он.

– Было дело, – согласилась я. – В следующий раз постараюсь не спешить.

А через минуту прибежала очень взволнованная мама. Оказывается, ей позвонила хореограф и сообщила, что я пришла с каким-то мужчиной, которого называю отцом, а в наше время, мол, всякое случается.

– А, Горшков, это ты. Что ты тут делаешь? – спросила мама.

– Да вот смотрел, как Майя танцевала.

– Почему я об этом не знаю?

– А ты вообще многого не знаешь. Все сидишь, сидишь за своей работой и не видишь, что происходит с дочерью.

– Ты меня еще поучи, как жить! Посмотрела бы, как ты один ребенка растишь! – разозлилась мама.

– Да кто тебе в голову вбил, что ты должна ее одна растить?!

Я еще не совсем поняла, почему Горшков оказался моим папой, но решила вмешаться:

– Почему бы вам меня вдвоем не растить?

– Ты думаешь, это так просто? И потом, чего тебе не хватает? У тебя все есть, – ответила мать за меня.

Папа достал из кармана мое объявление:

– Вот чего ей не хватает.

Мама прочла и спросила:

– Ты что, сумасшедшая, такое написать?!

– Я просто хотела… – хлюпнула я носом и уткнулась папе в руку.

– Она хотела найти отца. И нашла. Я не мог пройти мимо, когда увидел, как моя дочь это расклеивает, – и прижал меня к себе.

– Вы оба сумасшедшие, – сказала мама. – Что мне с вами делать?

А потом мы пошли домой, втроем. Я держала их за руки и наконец-то сообразила, отчего не узнала Горшкова по голосу. Он ведь был простужен.

– Почему раньше не сказал? Ты же каждое воскресенье звонил, – спросила я папу, уже лежа в кровати.

– Да вот не знал: нужен я тебе или нет.

– Нужен. Очень-очень.

Сквозь сон я слышала, как они разговаривали на кухне, и как мама обещала «попробовать». Конечно, надо было еще вышвырнуть прочь «халтуру», но теперь, когда нашелся папа, это казалось таким легким.

Все началось, когда мне было шесть. То лето выдалось каким-то особенно жарким, даже ночами стояла духота. Раскрытые нараспашку окна не спасали положение, и спать было совершенно невозможно. В очередной раз проворочавшись без толку в постели полночи, я выбрался потихоньку из кровати и пошлепал на кухню. Темнота меня никогда не пугала, а холодильник манил оставленным там специально на такой случай стаканом лимонада.

Я уже почти дошел до кухни, когда услышал в гостиной какой-то странный хлопок. Воображение мигом нарисовало парочку коварных грабителей или того лучше – привидений. Настоящих воров я видел только по телевизору, а о привидениях рассказывала бабушка. Не мог же я, в самом деле, упустить шанс увидеть их своими глазами? Конечно, не мог. Поэтому подкрался к двери и осторожно в нее заглянул.

В гостиной стоял человек, и если это был вор, то самый странный вор из всех, что я мог бы себе представить. Большой бородатый дед в красной шубе и шапочке, он стоял посреди комнаты и возился с какой-то штукой, похожей на небольшую книжку. Это был… Честное слово, – это был настоящий Дед Мороз!