На самом деле ее интересовал, вернее преследовал, одип вопрос: «Зачем про чертовщину? Что он хотел? Запугать? Вряд ли. Скорее, запутать, сбить с толку, воспользоваться присущей женщинам робостью, особенно когда дело доходит до сверхъестественного. А может, просто рассчитывал узнать ее поближе? А как узнаешь, если не понаблюдать реакцию человека в конкретном разговоре? Например, про колдунов. Чтобы заставить поддерживать беседу, как-то отозваться, показать свое отношение к окружающему миру, болтовня о колдунах ничуть не хуже любой другой».

Барнс же думал: «Черт подери, как трудно понять человека, особенно женщину, которая почти все время молчит или отделывается ничего не значащими репликами. Если судить о ней, исходя из того, что видишь, надо признать: хорошенькая, в меру наивная, не очень-то счастливая в личной жизни, из тех, что до гробовой доски мечтают спрятать головку на груди сильного и доброго мужчины, который всю жизнь только и ждал, как бы взять опеку над прелестным и неиспорченным созданием. Но… к тридцати годам создания женского пола должны учитывать: или им вряд ли удастся сохранить неиспорченность, или же сильные и добрые мужчины будут обходить их стороной, боясь неиспорченности, как дьявол крестного знамения».

— Значит, гвинейский леопард после выстрела Лоу исчез, растворился, — невинно заметила Элеонора.

Барйс медленно проследовал на середину комнаты, поднял с пола опавший лепесток розы, провел по кончику носа, кивнул:

— Совершенно верно. Исчез, как облачко за горизонтом.

«Облачко, горизонт, — усмехнулась про себя Элеонора, — но в глазах выражение, никак не вяжущееся с облаками, пропадающими за горизонтом».

— Колдуны, перевоплощаясь, губят, главным образом, членов семьи? Своей семьи? Я правильно поняла? — напирала Элеонора.

— Похоже, — неохотно согласился Барнс п, как бы в свое оправдание, добавил: — Так считают…

— События в комнате Лоу и колдуны, конечно, связаны — кажется, напрашивается такой вывод? — неожиданно уточнила миссис Уайтлоу. — Я должна учесть это неслучайное совпадение?

— Помилуй бог! — Барнс был явно раздосадован. — Помилуй бог! Вы ничего никому не должны. Просто я хотел отвлечь вас после посещения Лоу. Понимаю, вам тяжело. Хотел, чтобы вы поняли — в жизни не все так просто и легко объяснимо. Есть нечто иррациональное, ускользающее, необъяснимое…

— Простите! — перебила Элеонора. — Я догадывалась, что в жизни не все так просто. Возможно, есть нечто иррациональное. Не исключаю. Согласна, мы многого не знаем, но уверена: в случае с мистером Лоу ничего иррационального нет. Скорее, наоборот. Самые обыкновенные побудительные мотивы, вполне человеческие. Начальник вашей полиции мистер Харт ближе к истине. Ни грамма мистики — ив самую точку. Вот его слова: «Если есть преступление, каким бы оно ни казалось на первый взгляд, за редким исключением, ищите деньги! Поскребите как следует, и полезут деньги!» Мне очень понравилось про колдунов и про леопарда, но вариант с деньгами мне ближе и понятнее, если вы не против.

Барнс приуныл, он не смог скрыть разочарования и сразу превратился в пожилого, угасающего мужчину, которого подозревают в склонности к алкоголизму. Он сделал слабую попытку оправдаться, пробормотал нечто вроде: «Вы не так меня поняли.», — потом махнул рукой и энергичным жестом опрокинул в себя содержимое бокала.

ТРЕТИЙ ДЕНЬ ОТДЫХА

Очередной день не предвещал ничего плохого. Начался он прекрасно: было тихо и отовсюду струился розовато-желтый свет. Мы проснулись рано, вернее, Наташа проснулась рано. Когда я открыл глаза, она уже стояла на балконе в своем трогательном, почти детском халатике, не прикрывавшем даже колен. Я подошел, обнялее за плечи, и мы сразу же поняли, что наступает прекрасный день.

Водяная синь была глянцевой и блестела, как на хорошей открытке, искушая водить пальцем по скользкой прохладной поверхности. Море было нереальным, как и прозрачный воздух, сквозь который пробивался свет еще невидимого глазу солнца.

— Сейчас появление на горизонте пиратских судов или боевых кораблей под водительством Нельсона было бы болеечем уместным, — сказал я, — для правдоподобия морю не хватает романтических украшений. Верно?

Наташа прижалась ко мне и прошептала, касаясь губами уха:

— Ты — мой Нельсон?..

Признаться, я был не готов к такому сравнению и подумал, как прав доктор Варне, досадуя на трудности распознавания причуд современной женщины.

— Молчишь? — В ее голосе слышались торжество и мнимая угроза. — Дорогой адмирал, почему вы не отвечаете вашей леди Гамильтон? Разве здесь не может родиться любовь? Эти места не хуже Италии. — Он обвела рукой вокруг.

Я молчал. Солнце показалось над морем, и его лучи, вырвавшиеся на свободу, тут же стали слепить глаза. Я зажмурился, и она, увидев мою сморщенную физиономию, крикнула: