Шрифт:
Сун Цзиюй скользнул по ним взглядом: невысокого роста, белолицые, с нежными, почти девичьими чертами лица и холеными руками, а повозку смогли поднять, гляди-ка.
Бесстыдник кашлянул, и Сун Цзиюй забыл о слугах. «Что еще скажет», – подумал он, заранее закатив глаза.
Ху Мэнцзы взмахнул рукавами, складывая ладони для вежливого поклона, но вино вдруг все-таки взяло свое: кланяясь, он не рассчитал сил и едва не полетел носом в пыль.
– Еще раз сердечно благодарю за спасение, магистрат!
Сун Цзиюй только головой покачал. Будет чудом, если завтра утром этот господинчик окажется в управе.
Он легонько кивнул и дал своим людям знак продолжать путь.
Нищие, гревшиеся на солнышке за городскими воротами, у родника, порскнули, как зайцы, завидев его, и скрылись в бамбуке: никто и не думал ни вырубать заросли вокруг ворот, ни подновлять штукатурку на городских стенах. Когда-то она выкрашена была в алый, но время сделало ее грязно-розовой; то тут, то там виднелись нацарапанные кем-то неприличные слова и странные значки, похожие на танцующих человечков или древнее письмо.
Приветственно хрюкнула из лужи огромная свинья, но головы не подняла, лишь выдула носом огромный пузырь. Мальчишка-козопас, увидев богато одетого всадника, попытался отогнать с дороги свое равнодушно пасущееся стадо, но козы разбредались неохотно, оставляя в знак протеста помет.
Чжунчэн переживал упадок – как и говорили в столице. Вблизи исчезло все кукольное очарование пейзажа: да, изгибы крыш все так же изящны, но что проку, если черепица на них – как выбитые зубы? Когда-то Чжунчэн славился как город, где не найти было улиц немощеных, но то ли это с самого начала была ложь, то ли булыжники давно растащили. Людей на улицах было мало, лавочники лениво отгоняли мух от лежалой рыбы и сморщенных, явно издалека привезенных овощей. Увиденное Сун Цзиюя не удивило, скорее разочаровало. Прекрасный императорский дворец прошлой династии, по слухам, сгорел из-за того, что туда повадились пробираться нищие, но ведь не дворцом единым… Он ожидал увидеть если не описанные в исторических хрониках величественные корабли у причалов, товары со всего света и заморских купцов, то хотя бы достойное увядание, красоту несовершенства… Однако встретили его лишь грязь и равнодушие. Тревожный знак. Люди, живущие так расхлябанно, наверняка не чураются и преступлений, погрязли в безнаказанности. Разве странно, что предшественник так тяжко заболел!
Ни зеваки, ни процессия встречающих его не удивили тоже, хотя он предпочел бы появиться тихо и принять незваных гостей на своей территории, в управе.
Одетый в парчовый халат худощавый старик в переносном кресле под балдахином с кистями был, верно, гуном Цюем, местным аристократом. Он не стал подниматься для приветствия, лишь кивнул, надменно оглаживая длинную бороду. При старой династии из клана Цюй призывали на придворную службу звездочетов и гадателей, но те времена давно прошли… А вот гордыня, видимо, осталась.
Грузный, но подвижный, как шмель, господин в бархатной шапочке и нарочито простой одежде наверняка был судовладелец Ма – самая известная в Чжунчэне фигура. Кого бы Сун Цзиюй ни спрашивал в столице, все в первую очередь с улыбкой вспоминали гостеприимство господина Ма Юнси.
Нервный высокий мужчина с землистым лицом и вовсе не был загадкой: синее одеяние с вышитой цаплей и чиновничий головной убор выдавали в нем человека из управы, должно быть, старшего секретаря.
Были вокруг и другие, россыпь местных торговцев и помещиков, решивших «засвидетельствовать почтение». На деле почтения к нему у них было не больше, чем у коз по ту сторону ворот, – они явно собрались поприветствовать нового магистрата из пустого любопытства. Таращились, словно скот…
Сун Цзиюй мысленно обругал себя за подобные сравнения. Чжунчэн теперь его дом. Его жители – под защитой императора, направляющего руку этого презренного Суна. Ему придется узнать их, и наверняка некоторые знакомства будут приятными. Он слышал, что многие провинциальные помещики начитанны и образованны, прекрасные собеседники, обретшие мудрость вдали от столичной суеты. Почему бы таким людям не оказаться и в этом городе?
Некстати на ум пришло смазливое и хитрое лицо Ху Мэнцзы. Не лучший пример.
– Магистрат Сун! Такая честь, такая честь! – звучно провозгласил Ма Юнси, кланяясь. – Теперь-то Чжунчэн расцветет! Слава его императорскому величеству за то, что даровал нам такого юного и способного судью!
– Слава императору! – нестройно пронеслось по толпе. – Долгих лет его величеству!
Сун Цзиюй обвел толпу взглядом и легко поклонился, не спешиваясь.
– Долгих лет его величеству.
Подхалимов он никогда не любил и, служа придворным цензором, спускал с лестницы всякого, кто осмеливался втираться в доверие. Ничего не изменилось.
– Благодарю за встречу. Если у кого-то есть ко мне дело, жду вас завтра в управе, – коротко сказал он и тронул коня.
В толпе поднялось некоторое смятение. Нервный секретарь, подхватив полы халата, с неожиданной прытью бросился вдогонку, ухватил Сун Цзиюя за стремя.
– Господин магистрат, господин магистрат! – глаза его бегали: то ли, соблюдая приличия, не желал смотреть прямо, то ли боялся чего-то. – Простите этого недостойного, я Чжан Ши, надзираю за писарями управы. Нижайше прошу вас остаться, господин Ма устраивает в вашу честь ужин в «Золотой утке»! Если хотите умыться с дороги, там приготовлены и комнаты для вас! Зачем же спешить, зачем спешить?