Такой ответ только усугубил смуту и распри в Вольтерре: в советах, на улицах и площадях только об этом и говорилось. Народ единодушно требовал возвращения того, что, по его мнению, у него было отнято. Частные лица хотели сохранить то, что они первые открыли и что было затем присуждено им флорентийским решением. Дело дошло да того, что один гражданин по имени Пекорино, в городе весьма уважаемый, был среди этих распрей убит, после чего умертвили многих других, его сторонников, и сожгли их дома. [246] Из тех же самых побуждений готовы были предать смерти правителей, присланных в Вольтерру Флоренцией, и лишь с трудом удержались от этого.

После этого первого вызова вольтеррцы решили прежде всего послать своих представителей во Флоренцию, и они заявили Синьории, что если она подтвердит старинные права вольтеррцев, те готовы признать свою зависимость от Флоренции. Об ответе спорили очень долго. Мессер Томмазо Содерини советовал принять предложение Вольтерры, на каких бы условиях они ни признавали свою зависимость. Он полагал, что сейчас не время так близко от Флоренции зажигать пламя нового раздора, которое может перекинуться и к нам, ибо у него вызывали опасение и характер папы, и могущество короля Неаполитанского, и к тому же он не слишком доверял дружественности Венеции и герцога, ибо сомневался как в искренности первой, так и в возможностях второго. Наконец, он напомнил общеизвестную истину, что худой мир лучше доброй ссоры.

С другой стороны, Лоренцо Медичи счел этот случай подходящим для того, чтобы показать, на что он способен как мудрый советчик; и, кроме того, его поддержали те, кто завидовал уважению и почету мессера Томмазо. Лоренцо предложил выступить и вооруженной рукой покарать Вольтерру за ее дерзкое поведение, утверждая, что если она не будет примерно наказана, другие подданные республики без всякого уважения и страха решатся на то же самое по любому пустяковому поводу. Синьория постановила начать военные действия, и вольтеррцам ответили, что им не подобает требовать соблюдения ими же самими нарушенных старинных прав; поэтому они должны принять решение Синьории или же ожидать войны.

Когда вольтеррские представители сообщили своему городу этот ответ, Вольтерра стала готовиться к обороне, возвела укрепления и послала за помощью ко всем итальянским государям. Но им почти никто не внял, помощь обещали только Сиена и владетель Пьомбино. Флорентийцы, со своей стороны, убежденные, что победа зависит от быстроты действий, собрали десять тысяч пехоты и две тысячи всадников, которые под командованием Федериго, синьора Урбино, [247] вступили на территорию Вольтерры и безо всякого труда заняли ее. Затем они осадили город, каковой, будучи расположен на почти со всех сторон обрывистой возвышенности, мог быть взят лишь с той стороны, где находится церковь Сан Алессандро. Жители Вольтерры наняли для своей защиты около тысячи солдат, которые, видя, что флорентийцы не шутят, и сомневаясь в своей способности противостоять им, оборонялись довольно вяло, но зато проявили напористость в насилиях, ежедневно чинимых ими в отношении жителей Вольтерры. Несчастные эти граждане, которых за стенами города поражали враги, а в стенах его угнетали защитники, впали в отчаяние и стали думать о капитуляции, но, не рассчитывая на мягкие условия, сдались на милость комиссаров республики. [248] Те велели открыть городские ворота и, введя в город значительную часть своего войска, отправились во дворец, где находились приоры, которым велено было разойтись по домам. По дороге одного из приоров, чтобы унизить, ограбил флорентийский солдат. С этого начались, ибо люди всегда гораздо более склонны к злу, чем к добру, - разгром и разграбление города, который в течение целого дня отдан был во власть победителей, причем не щадили ни женщин, ни святых мест; солдаты, как те, что плохо защищали его, так и те, что явились взять его, расхитили все имущество граждан. [249] При известии об этой победе Флоренцию охватила величайшая радость, а так как одержана она была исключительно по совету Лоренцо, его влияние еще увеличилось. Один из его ближайших друзей стал упрекать мессера Томмазо Содерини за его совет и, между прочим, сказал: "Ну, а теперь, когда Вольтерра взята, что вы скажете?". На это мессер Томмазо ответил: "Я считаю, что теперь-то она и потеряна. Если бы вы взяли ее по взаимной договоренности, это было бы сделано с пользой и прочно. Но теперь ее надо удерживать в нашей власти силой. И в трудные времена она будет причинять нам лишние хлопоты и ослаблять нас, а в мирных условиях доставлять беспокойство и расходы".

В это же время папа, старавшийся удержать в повиновении принадлежащие церкви города, велел разгромить Сполето, который некоторые из городских партий побудили к восстанию. Затем он осадил виновную в том же Читта-ди-Кастелло. [250] Городом этим владел тогда Никколо Вителли, находящийся в теснейшей дружбе с Лоренцо Медичи, который и оказал ему помощь, не настолько существенную, чтобы спасти Никколо, но вполне достаточную для того, чтобы посеять между папой Сикстом и семейством Медичи вражду, давшую впоследствии весьма горькие плоды. Они бы и не замедлили проявиться, не случись вскоре вслед за тем кончина брата Пьеро, кардинала Сан Систо. [251]

Этот кардинал объездил всю Италию, заезжал и в Венецию и в Милан под предлогом почтить своим присутствием свадьбу Эрколе, маркиза Феррарского, [252] на самом же деле для того, чтобы прощупать умонастроение этих государей и выяснить, можно ли рассчитывать на их враждебность Флоренции. Однако по возвращении в Рим он скончался, и было даже подозрение, что его отравили венецианцы, ибо они опасались, как бы папа Сикст, пользуясь советами и кознями брата Пьеро, не стал слишком могущественным. Хотя был он самого что ни на есть низкого происхождения и получил самое убогое воспитание в стенах монастыря, в нем, едва он достиг кардинальского звания, оказалось столько надменности и честолюбия, что ему уже недостаточно было и кардинальской шапки и даже папского престола: он не постеснялся задать в Риме такой пир, который поразил бы любого короля и на который он истратил более двадцати тысяч флоринов. Лишившись такого помощника, папа Сикст стал проявлять больше медлительности в осуществлении своих планов.

Между тем Флоренция, Венеция и герцог [253] возобновили союзный договор, [254] предоставив папе и королю Неаполитанскому возможность присоединиться к нему, а папа Сикст и король заключили союз между собой тоже с тем, что к нему могли присоединиться прочие итальянские государи. Таким образом, Италия оказалась разделенной на две группы государств, и между ними чуть ли не ежедневно возникали новые поводы для ненависти. Так произошло по поводу острова Кипра, которого домогался король Ферранте, но которым завладела Венеция. [255] Все это сближало папу и короля все более и более. Федериго, синьор Урбино, считался тогда первым военачальником Италии, и долгое время он был на службе у Флоренции. Чтобы отнять у союзников такого военачальника, папа и король решили перетянуть его на свою сторону: король пригласил его к себе в Неаполь, а папа посоветовал ему принять это приглашение. Федериго согласился к удивлению и огорчению флорентийцев, которые опасались, как бы с ним не случилось того же, что с Якопо Пиччинино. [256] Однако произошло обратное, ибо Федериго возвратился из Неаполя и Рима в почете и в должности главнокомандующего союзными войсками папы и короля. Папа и король делали также все возможное, чтобы заручиться дружбой синьоров Романьи и сиенцев и с их помощью еще больше вредить флорентийцам. Уразумев это, последние со своей стороны всячески старались обезвредить замыслы своих противников. Потеряв Федериго д'Урбино, они приняли к себе на службу Роберто да Римини, возобновили союз с Перуджей и с владетелем Фаенцы. Папа и король утверждали, что их враждебность Флоренции происходит оттого, что они хотели бы оторвать Флоренцию от союза с Венецией и привлечь к себе, ибо папа считал, что, пока существует союз между Флоренцией и Венецией, Церковное государство не может сохранять подлинно державного положения, а граф Джироламо - своих владений в Романье. Флорентийцы со своей стороны боялись, что их хотят оторвать от Венеции не для того, чтобы с ними сдружиться, а для того, чтобы легче с ними справиться. Эти взаимные подозрения и борьба интересов продолжались в течение двух лет, прежде чем что-либо произошло. Однако первое событие, хотя и незначительное, случилось в Тоскане.

Браччо да Перуджа, [257] прославленный военачальник, о чем мы неоднократно упоминали, оставил двух сыновей - Оддо и Карло. Последний был еще ребенком, когда брата его, как мы уже говорили, умертвили жители Валь-ди-Ламона. Когда Карло достиг возраста, в котором уже владеют оружием, Венеция в память его отца и в надежде на то, что он унаследовал его военные способности, приняла его в число своих кондотьеров. Срок его найма истек, и он отказался в данный момент возобновлять свой договор с венецианским сенатом, надеясь, что, может быть, его имя и отцовская слава помогут ему вернуть себе семейные владения в Перудже. Венецианцы охотно согласились на это. Они привыкли к тому, что всякие перемены содействуют расширению их могущества. Карло явился в Тоскану, [258] но здесь планы относительно Перуджи показались ему неосуществимыми из-за союза Перуджи с Флоренцией, а он все же хотел, чтобы его предприятие привело к каким-либо славным деяниям. Он напал на сиенцев под предлогом, будто они у него в долгу за услуги, оказанные им некогда его отцом, и он хочет получить сполна все, что ему причитается. Напал он на них с таким ожесточением, что почти во всех концах их земель чувствовалось большое волнение. Сиенцы, всегда готовые обвинять Флоренцию во всех своих бедах, уверились в том, что и сейчас все произошло с ее согласия, и принялись жаловаться папе и королю. Отправили они послов и во Флоренцию с жалобами на причиненную им обиду и ловко давали понять, что если бы Карло не имел поддержки, он не смог бы напасть на них так уверенно. Флорентийцы отвергали эти упреки, оправдывались, заявляя о своей готовности все сделать, чтобы воспрепятствовать Карло наносить ущерб Сиене, и, действительно, по желанию послов, приказали Карло прекратить действия против сиенцев. [259]