— И думать нечего, — Пошун сунул руку за ворот кольчуги и почесал могучую грудь, — если с наскока не взяли, значит, скоро начнут из луков стрелять.

— Тогда почему сейчас не стреляют, — не унимался Рамин, — почему медлят?

— Они ждут, когда погаснет последний костер, — ответил я за старика.

— Зачем?

— Когда это случится, они подойдут совсем близко, обстреляют монастырь и пойдут на приступ.

Рамин зябко поежился.

— Тягостно ждать, — пожаловался молодой дворянин, — может быть, сделаем вылазку?

— Нас слишком мало, — Пошун отрицательно покачал головой, — лучше отправляйся в башню. Незачем всем на стене торчать.

Старик был прав. Нужно было готовиться к нападению. Большую часть солдат мы постарались укрыть от стрел в башнях, но сами спрятаться не могли. Наступало самое темное время ночи, когда люди чувствуют такую усталость, что почти не могут бороться со сном. Дозорные засыпали прямо у бойниц, поэтому нам приходилось постоянно обходить стену и будить наименее стойких. Я приказал Холину открыть двери храмины, на случай, если кого-нибудь вражеские стрелы застигнут во дворе на открытом месте. Но, как мы не готовились к атаке обрушившаяся на монастырь туча стрел, стала для многих полной неожиданностью.

Башни обители имели весьма отдаленное сходство с укреплениями Пауса. Они были ниже и уже, поэтому не могли вместить в себя всех желающих. Солдаты, набившись в них по нашему приказу, как огурцы в бочонок, через какое-то время стали выбираться наружу. На открытом воздухе было не так жарко, к тому же можно было лечь и вытянуть ноги. Тяжелый сон борол людей и не в силах ему сопротивляться, свободные от службы наемники задремывали прямо там, где на мгновение присели передохнуть.

Хан Улдуй не хотел напрасно терять людей. Большая часть убитых принадлежала к его роду, и раздосадованный потерями он решил перебить защитников монастыря, не подвергая сородичей опасности. Другой на его месте приказал бы забросать обитель горящими стрелами, чтобы те из осажденных, что переживут обстрел, заживо сгорели в развалинах, но Улдуй не хотел, чтобы имущество врага гибло в огне. Все, что скрывалось за неприступными стенами, теперь принадлежало ему. Зачем портить добро? Не затем его племя отправилось в поход, чтобы вернуться с пустыми руками.

По степи пошел гул, когда тетива сотен луков одновременно ударилась о кожаные рукавички стрелков. Множество стрел взвились в ночное небо, чтобы, долетев до верхней точки развернуться к земле и обрушиться на защитников монастыря. По традиции все степные воины брали на войну луки, поэтому сейчас без дела не сидел никто. Кочевники могли стрелять в пешем строю или прямо с лошади на скаку и умели посылать стрелы непрерывно, положив одну на тетиву, а вторую прикусив зубами, чтобы успеть выпустить ее сразу следом за первой.

Нас с Ниманом атака застала на центральной смотровой площадке. Заслышав знакомый звук, я не медлил ни мгновения. Толкнув мальчишку в открытую дверь башни, я сунулся следом, но не успел. Первая тяжелая стрела ударила меня по каске, а другая чиркнула по наплечнику кирасы. Удар был не очень силен, но в глазах у меня потемнело. Стоящий рядом дозорный оступился и без звука полетел вниз истыканный стрелами.

— Прячьтесь, — завопил кто-то и солдаты, оказавшиеся на открытом месте, заполошно заметались из стороны в сторону. Я видел, как еще двух наемников настигла смерть. Ни одна и даже не две, а десятки стрел пронзали тех, кто оставался на дежурстве или ослушался приказа и по собственной глупости оказался на открытом месте. Люди падали там, где стояли, даже не успев проронить ни слова.

В этот раз расчет степняков оправдался — многие защитники стены были убиты или ранены. Но скупость Улдуя в очередной раз спасла нас. Запас стрел, взятых кочевниками с собой, был ограничен. Конечно, при любой возможности они подбирали их с земли и опять пускали в дело, но многие стрелы ломались, ударяясь о каменную кладку стен, застревали в труднодоступных местах или просто терялись. До конца похода пополнить запас было нечем, а наши арбалетные болты к лукам степняков не подходили. Хан дождался, когда степняки израсходовали по одному тулу и велел своим людям остановиться.

Он все-таки использовал небольшое количество огненных стрел. Улдуй приказал сберечь храмину, но стена была ему не нужна. Ворота пылали, кровля на центральной башне еще только занималась, зато на восточной и северной уже полыхала вовсю. Потушить пожары мы не могли. Горящие крыши осветили стену и теперь любой, кто пытался забраться наверх, становился отличной мишенью для стрелков. Опасаясь подниматься в полный рост, прячась за зубцами, мы занимали места вдоль стены.

— Готовьтесь к бою, — говорил я солдатам, переходя от одного к другому, — если кочевники прорвутся нам конец. Они никого не пощадят.

Никто не спорил со мной, никто не жаловался. Люди, измученные тяжким трудом понимали, что держат свою жизнь в собственных руках.

Хан Улдуй не стал мудрить и повторил тот же прием. Степняки опять атаковали монастырь со всех сторон. Они вынырнули из темноты и с дикими криками полезли по приставным лестницам наверх. Сопровождавшие войско малолетние мальчишки и дряхлые старики засвистели в дудки и загремели трещотками, подбадривая братьев, отцов и сыновей. От такого шума и самый стойкий растеряется, что уж говорить о тех, кто никогда раньше не слышал диковинных звуков. Несколько человек в страхе высунулись наружу и тут же упали пронзенные стрелами.