Первой мыслью стала очевидная догадка — это сообщение — лишь ловушка, чтобы заманить Асю в «Путь» и избавиться от ненужного свидетеля преступлений Отцовской шайки. Отчаянная, но действенная попытка советников, которые поняли, на что нужно давить. Но чем дольше Ася смотрела на сообщение, тем сильнее ей казалось, что оно от Паши. Или она лишь выдавала желаемое за действительное?

Что ей теперь сделать? Позвонить? Даже подумать о таком было страшно. Что она услышит? Голос Паши или смех послушников? Тишину или гул чужого шепота?

«Но если не позвонишь, не услышишь ничего», — возразил внутренний голос.

«Точно, точно», — мысленно согласилась Ася, нервно кивая собственным мыслям. — «Просто нажми на кнопку, нажми на эту кнопку. На эту чертову…»

— В настоящее время абонент недоступен или находится вне зоны действия сети, — послышался механический треск записанного голоса.

— Ну, конечно, — Ася облегченно выдохнула и резко усмехнулась собственным страхам, которые завладели всем ее сознанием.

Это было до хохота очевидно. И до слез глупо. И страшно до кончиков пальцев. Никто никогда бы ей не ответил, как всегда. Неужели она действительно ожидала, что услышит чей-то голос на том конце провода? Что Паша тут же ответит ей и скажет, что его глупый розыгрыш затянулся? Такая детская наивность до ужаса раздражала.

«Почему я плачу?» — возник невольный вопрос. Ася тут же прижала холодные руки к щекам, стирая жгучие дорожки влаги.

Сердце продолжало неистово биться о стенки ребер, вибрацией разливаясь по всему окоченевшему телу. Руки мелко дрожали, и текст сообщения размывался в неразличимые бессмысленные символы. Нужно было принять решение, но даже собственные эмоции отказывались повиноваться.

«Неужели я опять им ничего не скажу?» — подумалось Асе, и девушка из-за спины взглянула в приоткрытую дверь. — «Ма меня убьет».

«Но Паша…» — возразило сознание.

«А если это не Паша?! Вдруг это ловушка?»

«Придется рискнуть», — наседал внутренний голос.

«Рискнуть собственной жизнью? Как это умно».

«Будешь и дальше сидеть в гараже и ждать, когда ребята все сделают за тебя? Будешь ждать, пока они приведут тебе твою мать и сумку с деньгами подмышкой?»

Спор с подсознанием на пару секунд застопорился. Ася замерла, обдумывая собственные мысли. Она разрывалась на две части: одна неистово орала о том, что Ася сейчас же должна собрать манатки и ринуться в «Путь», а другая жалась в углу и поскуливала о какой-то опасности, которая могла ожидать на месте встречи.

Что бы сказала Ма на эту идею? Что она безумна, но необходима? Или что Ася в очередной раз предает их доверие? Дас бы, наверное, лишь махнул рукой да спрятал пистолет за пазухой. А Паша… Паша бы ни за что не отпустил Асю туда. Он сам бы ринулся вперед, лишь бы защитить тех, кто ему дорог. Значит, Ася должна сделать тоже самое и для него.

«Меня пытались убить», — вспомнила Ася недавнее покушение. — «Но у них не вышло. Может, попробуют еще раз?»

«Ты знала, на что идешь, когда согласилась продолжать расследование с ребятами. Теперь ты не сможешь отсидеться в стороне, защищая собственную жизнь».

Ася сжала телефон в заледеневшей руке и нахмурилась. Она решилась. Плевать, что это может быть ловушка; плевать, что вместо Паши ее могут встретить железные цепи и оружие послушников «Пути». Главное, что она сделает все, что в ее силах.

***

Ровно в девять часов утра следующего дня Ася, одолеваемая страхами и сомнениями, вышла из гаража. Ребята разошлись кто куда, безболезненно избавив девушку от необходимости в очередной раз скрываться, врать и изворачиваться.

Оскар Уайльд считал, что любовь обещает несбыточное и заставляет верить в невозможное. Ася мучительно гадала, можно ли ее мечту об уничтожении «Истинного пути» считать несбыточной, а веру в счастливый конец — невозможной.

Платон же говорил, что любящий слеп по отношению к любимому. И с этим Ася поспорить не могла. Она шла на встречу к хозяину религиозной секты, в душе мечтая о каких-то призрачных благосклонностях и скрытых чувствах человека, что несколько недель назад угрожал ей пистолетом.

Ася шла и корила сама себя за романтические глупости, то и дело всплывающие в голове. Она помнила обо всех рисках и опасностях, чувствовала фантом ледяной стали у себя на затылке, но все эти страхи меркли в сравнении с мыслями о Павле.

«Возможно, прямо сейчас ты добровольно идешь на собственную смерть!» — недовольно возмущалась она. — «Но беспокоит тебя лишь одно».

И все же ее мысли раз за разом возвращались лишь к одному чувству, которое она испытывала, — к любви. Ася шла и представляла, какими будут их первые слова; садилась в автобус и гадала, что он сделает, когда увидит девушку; выходила на остановке и думала лишь о янтаре в его глазах. В Италии говорят: «Любовь слепа, но видит издалека». И Ася видела, как на границе с горизонтом маячил, почти невидимый, ее шанс.