Анастасия медлила, прочитала аннотацию – что-то про охоту, осень, Ингер и Йохан расследуют исчезновение. Швед терпеливо ждал. Анастасия хотела его спросить: вы не боитесь шторма? Но швед смотрел на нее так же равнодушно, как на кошку. Анастасия забрала книгу и ушла.

На улице заплакал младенец. Или это кошка? Ее подружка исчезла, где-то прячется от непогоды.

«Инспектор Йохан Мартинссон проснулся в шесть утра», как просто читается. На улице снова заплакали. Анастасия нашла в чемодане их с Павлом дождевики, ее розовый, его оранжевый, и вышла на улицу.

Ветер немного стих, но дождь усилился, лил с ожесточением. Она шла по дождевой воде, как по мелкому морю. Магазины, кафе закрыты, имущество спрятано хозяевами от разрушений, темно, словно город вымер. И только в таверне у Николая горел свет.

Внутри сидели греки разного возраста, мужского пола, и среди них Павел, а она представляла, как будет опознавать в морге его тело, а вот он жив, ест, пьет и смотрит передачу о брачных танцах райских птиц. И даже не собирался бежать в Афины, значит, все несерьезно там, Мавританова, УЗИ – ерунда.

Местные греки ели домашнюю еду – мясо и картошку, пили самогон из маленьких рюмочек, ей принесли салат, хлеб, самогонку – за все копейки центов. По телевизору райские птицы сменились павлинами. Павел обнял ее за плечи, представь, Андреас вчера напился и ночевал у товарища, а лодку да, унесло в море, как его ругала жена.

Тоска и тревога отступили – там, снаружи, дождь, а здесь тепло, еда, люди, Павел жив. Он закурил, и она тоже, одну на двоих сигарету, как когда-то давно-давно, когда им было по двадцать, тебе же нельзя, ты спортсменка, и ты спортсмен, и они были моложе и счастливее, хотя Павел сейчас красивее, чем тогда, и она изысканнее, но юность есть юность, юность прекрасна. Как она бежала к нему на тренировки, как ездила с ним на соревнования в Финляндию – седьмое место, Павел после ушел из команды.

Передача о птицах закончилась. Греки смотрели футбол, кричали, хватались за головы.

Анастасии хотелось рассказать им всем, что она и Павел всерьез занимались спортом, она фигуристка, а Павел хоккеист. Переключите на хоккей или фигурное катание, есть ли в программе телепередач хоккей или фигурное катание? Греки не понимали ее английский, а она не понимала их английский. Позвали девочку, племянницу Николая. Она перевела на греческий. Семнадцать лет, очень красивая. Павел посмотрел на нее смущенным ее красотой взглядом. В программе не было ни хоккея, ни фигурного катания.

– Ты помнишь, какая я была красивая, когда каталась? – спросила, чтобы оживить былое, и Павел вспомнил совсем не то, что она хотела, – не то, как он в нее влюбился, не то, как она каталась и как ей в программе давали сольные элементы, а вспомнил единственного парня в их группе. Он был влюблен в меня, тут же придумала Анастасия, да ты что, я думал, что он гей.

Ей хотелось рассказать этим грекам, как хорошо было на льду, как ясно работала голова, какое у нее было сильное ловкое тело, способное вращаться, прыгать, скользить, ну как объяснить скольжение, вот вы катались на коньках когда-нибудь, нет, ну конечно, у вас тут и зимы-то нет, все ваши заграницы не в счет, Альпы там не в счет, это все не в счет, лезвие конька держит все ваше тело, наверное, так ходила русалочка, наверное, Андерсен имел в виду это, у вас нет ни одного известного фигуриста, вы уже какой год пропускаете чемпионаты мира, несерьезно, баловство, вы ничего не можете знать про лед, вот все они, наши, на пьедестале, – полезла в телефон, – а вот она я. Увидела себя ту, прежнюю, очень худую, со смешной завитой челкой, юное лицо. Как она постарела, оказывается.

Все элементы в синхронном катании выполняются предельно близко друг к другу. Нужно быть очень осторожным, чтобы не нанести травму партнеру, главное не сбиться, не упасть, не потерять синхронность.

Вот смотрите, элемент, он называется линия, давайте вставайте, на одинаковое расстояние, ее не понимали, думали, что она приглашает в коллективный танец, и встали в хоровод, Паша, я все знаю про Мавританову, УЗИ. Павел зачем-то повел ее в туалет, зашли вдвоем в одну кабинку, в зеркале ее лицо, упругое, красивое, но искусственное от ботокса, молодость прошла, все прошло, но ей и не хотелось больше молодости. Павел расстегнул ширинку, сколько женщин видели его член, помочился при ней, стряхнул капли мочи, а она принимала все это за единственную любовь в жизни, зачем, я все знаю про Мавританову, и он опять не ответил, ну расскажи мне. Он рассказывал. Позвонила Лиза, ага, все-таки вы общаетесь, ты ее любишь? Это неважно, мне важно, не люблю, я не люблю ее.

Его голос откуда-то сверху, и сам он как в тумане, Анастасии будто ввели наркоз, мозг работает, но звуки глухие, сердце стучит.

Говорит, что беременная, кто, ну Лиза, беременная, двенадцать недель, я ее записал на УЗИ к Мавритановой, она лучшая, что-то там не то с воротниковой зоной. Значит, не я одна, вспомни, как ты тогда припомнил мне мою прабабку, которая занималась колдовством, что снимали крышу, чтобы эта бабка могла испустить дух, и что это нам наказание за старые грехи. Раньше сдуру рассказывала ему все, Павел не помнил, чтобы так говорил.

Ты говорил, легко ничего не помнить. Все десять лет она притворялась слабой, хотя прошла войну, а он нет, ты делал вид, что ничего не помнишь. Ты ноешь, ты жалеешь себя, а я рожала мертвого ребенка, двадцать первая неделя, сердце работает, как она, наверное, хотела родиться, наша девочка, а околоплодных вод почти не осталось, эмбрион умрет так и так, надо было принимать решение, врач боялся воспаления матки, так и случилось, а ты в этот момент спрашивал у врача, я слышала – она закапывала нос отривином, могли носовые капли вызвать отхождение вод?