Когда рассвело, ночующие со стонами и матом начали подниматься, и я предпочла затаиться и сделать вид, что сплю. Впрочем, вряд ли они представляли какую-то угрозу с перепоя — в ванной непрерывно лилась вода, а на кухне звякали пивные бутылки. Потом входная дверь несколько раз открылась и закрылась, а Гена вошел, собрал стеклотару, сдержанно ругаясь, и открыл окно.

— Ушли все, — сказал он, потыкав меня пальцем. — Вставай, ща чайник закипит. На вот, держи штаны. Они драные, но тоже чистые. Братовы.

— Спасибо, — ответила я, натягивая спортивные брюки под пледом. Они были продраны на коленях, видимо, у Гены с братом была семейная способность рвать штаны именно так. — Я позвоню на работу, можно?

— А чё ты спрашиваешь? — удивился Гена. — Телефон есть, звони, сколько влезет. Ты чай сладкий пьешь? А то я ночью не спросил, а ты даже не хлебнула. Зря, кружка чистая была…

— Н-нет, мне без сахара, пожалуйста, — сказала я и вышла в прихожую за сумкой.

— Ну и хорошо, его все равно нету, — хмыкнул он и ушел на кухню.

Я позвонила начальнице, сказала, что приболела, и лучше отлежусь дня три, чем буду обчихивать окружающих. А если за три дня не полегчает, возьму больничный. Ирина Сергеевна у нас дама понимающая, поэтому отпустила, велела только не забыть в кадры зайти — подписать заявление. У нас можно и задним числом это оформить.

— Я там чистое полотенце кинул, — крикнул Гена. — А зубной щетки нету, ты так уж как-нибудь..

— Спасибо, — отозвалась я и кое-как умылась, с ужасом разглядывая себя в тусклом зеркале.

Честно говоря, я не представляла, как эта гоп-компания меня несла и куда роняла: синяк под глазом был просто феноменальным! С другой стороны, я еще легко отделалась…

— Весь дом обожрали, сволочи, — мрачно сказал Гена, когда я вышла на кухню. Он изучал содержимое холодильника. — Есть сыр и кетчуп. И хлеб вон. Только черствый.

— Давайте, гренки с сыром сделаю, — предложила я. Грызть сухой хлеб мне как-то не хотелось.

— Делай, — кивнул он, сел и закурил. — Сковородка в полке. Масло… вроде осталось, глянь?

— Да, на разок хватит.

Я быстро поджарила гренки (даже кетчуп пришелся кстати, ну и зачерствевший сыр стал вполне съедобным), выпила успевший остыть чай и замерла в ожидании. Гена явно никуда не торопился, смотрел в пространство и думал о чем-то своём.

— Поехали, — сказал он наконец и встал. — Иди в комнату, я тебе ща шмотки кину.

— Спасибо…

Костюм выглядел ужасающе.

— Гена, — позвала я, — скажите, а… вы далеко от сквера живете? Я бы лучше так дошла, потому что… ну…

— Потому что шмотки грязные, да и в свои ботинки ты не влезешь, — сказал он. — У меня кеды братовы валяются, но они сорокового размера. Вывалишься нахрен.

— А как же…

— Ну, сперва довезу тебя до дома, два шага уж доковыляешь. Заберешь барахло, переоденешься, тогда в травму поедем. Это если ты правда решила к маме уехать, — добавил Гена. — Ну а нет, твое дело.

— К маме с этим фонарем нельзя, — мрачно повторила я. — Она мне такой ад устроит…

— Я ж предложил перекантоваться. Ну или сними угол на пару дней, пока не рассосется. Бабло есть?

— Есть, — вздохнула я, — только дома. Мы на квартиру побольше копим, и…

— А, понял, — махнул рукой Гена. — Счет на муженька оформлен?

Я кивнула.

— Ну, прощайся с денежками, — фыркнул он. — Теперь только по суду отожмешь свою долю. Если добровольно не отдаст, конечно. Эй? Ты чего?

— Да нет, ничего, — я сжала губы и попыталась улыбнуться. — Надо, наверно, выдвигаться.

— Ага, — Гена затушил сигарету и встал. — Пошли. Да брось ты посуду, не убежит она… Ключи-то у тебя есть? От квартиры?

— Да, в сумке лежали.

— Так проверь, блин!

Я проверила — ключи были на месте.

— Ну, почапали, — сказал он и галантно подал мне пальто. Оно изумительно смотрелось поверх безразмерной футболки и вытянутых на коленях спортивных штанов с дырами на коленках.

Слава богу, утренний людской поток уже схлынул, и смотреть на меня было некому. Да и, к тому же, оказалось, что у Гены есть машина — старая, раздолбанная «волга» абсолютно немыслимого сиреневого цвета с ржавыми пятнами в неожиданных местах.