И я, честно, собиралась вытаскивать это дерьмо сама, но тут явился бесценный друг и сделал предложение, от которого невозможно отказаться. И целый час мы, все в поту, качественно трахались в опавших листьях. Потом, снимая перчатки и обмывая руки антисептиком поняли, что всё как всегда, вплоть до резинки и мирамистина.

А вот не надо оставлять женщину наедине с вашими проблемами, она может порешать их так, что вам не понравится.

Оргазм, кстати, тоже был, по окончании этого всего.

3

Давно хотела написать про израильский секс, но я же почти всё время замужем. Нет, сейчас-то муж уехал, но я себе сделала напоминалку.

В общем, если коротко, то я тут ужасно боюсь дать бомжу. Шла недавно по Алленби и как раз осознала проблему. Вот он стоит возле лавочки и треплется с продавцом, длинный, тощий, в растянутой майке и линялых джинсах, грубо остриженное полуседое каре и трёхдневная щетина – и что я в связи с этим должна думать? Я всегда с такими спала, когда они были не седые. Но кто это: хипстер пожилого возраста, популярный телеведущий, левый профессор или местный бомжара? Нету у меня инструмента, чтобы распознать, помог бы нос, но осенние бомжи не воняют, если не хотят – рядом море, пляжный душ, соцслужбы их обстирывают, да просто можно спереть чистой одежды из прачечной самообслуживания, пока хозяин запустил сушилку и ушёл пить кофе. Последний понравившийся мне французишка из кафе на Буграшов выглядел совершенно так же, и он там вроде был владелец. А кроме того, если я подойду и принюхаюсь, это ужасный риск. Если воняет, то шок и тошнота на много дней, а вдруг нет? Что, если он, как все мои мужчины, запахнет Miyake Intense? Кто ответит за попранную честь, рухнувший брак и разбитое сердце?

Проблему я осознала однажды в Москве – поразилась, как много на меня смотрят на улице и присылают сигналы. Не думаю, что моя скромная северная красота в Тель-Авиве никого не прельщает, просто я не считываю здешнего внимания совершенно. Во-первых, я и визуального контакта не допускаю, стоит зацепиться, как эти люди начинают говорить со мной на посторонних языках, от которых я леденею. По первости, когда я пыталась их использовать для улучшение своего иврита, всё заканчивалось гадко – однажды меня поцеловал менеджер. Меня для того мама рожала, а жизнь била бесполезно красивым телом о ледяные камни, чтобы целоваться с менеджерами, а? А?

А во-вторых, когда, не дай бог, считываю, всё кончается ещё хуже. Буквально этой весной случилось, на Пурим. Пошли мы с девушкой в клуб на Ротшильд, выпить сока, на людей посмотреть, ну и корсет выгулять. Сели в самый тихий зал, щебечем по-стариковски, разглядываем всю эту вызывающую юность. И говорю я:

– Какая всё-таки величайшая тель-авивская несправедливость, что как остановится на ком глаз, так сразу он гей. Вот эти мальчики, например.

И не успеваю я развить мысль, как эти два напримера идут к нам за стол знакомиться. И едва моя близорукость позволяет, я понимаю, что вот этот блондинчик точно такой, как надо. Правильного возраста (двадцать восемь только с большого похмелья), длинный, весь в мышцах, челюсть тяжёлая, взгляд коровий, притом программист и белый парик ему ужасно идёт. И я по рассеянности таки фокусирую на нём взгляд и тут же думаю сразу три вещи:

– домой нельзя тащить, четвёртый день Пурима, бардак и всюду костюмы горой;

– но туалет здесь довольно чистый и саундтрек там приятный;

– БЕЖАТЬ!!!

Ну и дальше я каменею лицом, глухо молчу, смотрю строго между ними, и как только они отходят за выпивкой, удираю с воплями. Спутница моя была потрясена, потому что, кажется, ни разу не видела столь яркого и самобытного проявления моего женского интереса. Да что там, вообще ничей женский интерес так парадоксально обычно не выглядит.

Потом я, заикаясь и подёргиваясь, рассказывала об этом своей другой подруге и спрашивала, чего это.

– Не поверишь, – ответила она, – так выглядит совесть.

– Да ладно? Отродясь у меня этой фигни не было.

– Отросла! Вот помнишь, ты говорила, что у тебя сейчас удивительно нежные и глубокие отношения с мужем?

– Ну да, люблю его. Но кому это мешает?

– А вот! Ты боишься разрушить ваши отношения!

– А какая связь, причём тут… А-а. Ну, то есть я теперь ещё и идиотка, а не просто социофоб. Но спасибо за версию, конечно.

Друг мой, друг, я очень и очень болен, короче. Не понимаю их, не понимаю себя, не пью пятый год, в зеркалах чужая женщина. Помнится, когда умер Караченцов, мне не то было горько, что полупарализованным стариком меньше, а что пел он когда-то «глупый ангел шестнадцатилетний», и это было обо мне, а теперь больше нет. Жизнь просыпалась сквозь пальцы, я забыла, зачем мужчины, рефлексы помнят, а так нет; и всё, что я о ней понимаю – о жизни, – даётся мне только наощупь. Ставишь ногу и чувствуешь тёплые песок, и морской ветер трогает щёки, и рука трогает что-нибудь – и только это я понимаю. Кота понимаю, запах «Мияке», огни, проскакивающие за оком машины, музыку попсовую из колонок, вот тех же французов – а жизнь нет, не понимаю, не знаю, и не хочу знать.

Прогулка с алкоголем

1

Одиннадцатого мая было ровно пять лет, как я совершенно ни капельки совсем не пью. Отличная цифра, подумала я и развязалась. Закончила я тогда с идеальным мескалем, а моим первым сейчас оказался простенький вискарь, и я тут же почувствовала себя задубевшей тридцатипятилетней девственницей, которая ушла от дедушки, от бабушки, не дала ни медведю, ни волку, ни даже зайчику, а потом случайно оскоромилась с новобранцем в проссатом тамбуре ночного поезда «Москва – Орша», где-то уже за Смоленском. Вроде и жаль, и так глупо, что впору рыдать на грохочущем чёрном полу, но хорошо-то как.