Шрифт:
– Фаусто Розолини!
– закричал Джотто.
– Фаусто Розолини заплатил мне за это!
Мои внутренности скрутило, и кровь застыла.
Это было первое подтверждение - первое реальное доказательство - вероломства Фаусто.
Одно дело - думать, что близкий человек предал тебя, но совсем другое - знать это наверняка.
Какая-то часть тебя держится за крупицу надежды, что все это просто недоразумение, что, возможно, все это какая-то ужасная ошибка.
Но теперь моя последняя надежда исчезла, уничтоженная словами Джотто…
И холодная, ужасная уверенность в предательстве Фаусто сомкнулась вокруг моего сердца, как ледяной кулак.
Это был мой дядя.
Брат моего отца.
Человек, который в детстве качал меня на коленях.
Тот, кто давал мне конфеты из своего кармана…
Тот, кто утешал меня, когда умерла моя мать, а отец был слишком подавлен горем, чтобы говорить.
Мой дядя - человек, которого я любил и на которого равнялся всю свою жизнь, пытался убить меня.
Не один, а несколько раз.
Нападение во Флоренции, когда я был с Алессандрой и Валентино.
Турок, вторгшийся в наш дом…
Меццасальма…
И вот теперь это нападение на la Vedova.
Фаусто был моей плотью и кровью.
И все же он заплатил незнакомцам за попытку лишить меня жизни.
У него даже не хватило смелости сделать это самому.
La Vedova, похоже, тоже была потрясена, хотя и не так сильно, как я.
Она опустила пистолет и спросила:
– Когда?
Теперь, когда он сломался, все силы покинули Джотто.
А может быть, la Vedova, опустившая пистолет, заставила его думать, что он вне опасности, если только скажет правду.
– Я брал у него деньги месяцами, - всхлипывал он. Он опустил взгляд на трупы наемников в черной одежде.
– Но тут откуда ни возьмись позвонил Аурелио и потребовал, чтобы я впустил их.
А вот и доказательство вероломства Аурелио.
Но это было не так больно, как предательство Фаусто.
Отчасти потому, что я уже поверил в то, что Бьянка рассказала нам в кабинете…
А отчасти потому, что я всегда ненавидел своего кузена.
Аурелио был злобным, высокомерным ублюдком, и я презирал его с самого детства.
Теперь я начал сомневаться, насколько далеко яблоко упало от яблони.
– Это потому, что синьор Розолини пришел сюда сегодня?
– грубо спросила la Vedova.
Джотто кивнул.
– Да.
– Сколько?
– …Синьора?
– Сколько он заплатил за то, чтобы ты предал меня?
– Синьора, он поклялся мне, что они не причинят вам вреда - они только хотели взять вас в плен…
– О, тогда это вовсе не предательство, - сказала она с насмешливым сочувствием. Затем ее голос снова стал холодным, как сталь.
– Сколько.
Джотто вздрогнул.
– Миллион евро.
– Миллион, - пробормотала она с отвращением.
– Это все, чего стоила твоя честь.
Джотто, казалось, почувствовал, что ситуация изменилась к худшему.
– Синьора, я мог бы стать для вас двойным агентом - я мог бы сказать ему, что…
La Vedova подняла пистолет и выстрелила.
БАХ!
Из горла Джотто вырвалась красная струйка крови, а затылок окрасился в пунцовый цвет.
Он смотрел на нее расширенными от ужаса глазами, пытаясь вздохнуть - серия булькающих, захлебывающихся звуков.
И медленно обмяк, захлебнувшись собственной кровью.
Выражение лица la Vedova не менялось все это время. Она просто бесстрастно и отстраненно наблюдала за его смертью.
Когда свет погас в его глазах, и он обмяк, поддерживаемый только двумя мужчинами по обе стороны от него, старуха протянула пистолет в сторону.
Тот же телохранитель, который дал его, забрал и спрятал в кобуру.
– Уберите этот мусор с глаз моих, - приказала она.
Телохранитель наклонился, чтобы схватить одного из наемников.
– Возьмите Джотто, а их пока оставьте, - прошипела она.
– Я хочу поговорить с синьором Розолини наедине.
– А как же наши люди?
– спросил другой наемник.
– Они мертвы, - отрывисто ответила она.
– Они никуда не денутся через десять минут. А теперь идите.
Никто не сомневался, что ее безопасно оставить со мной наедине.