– Он нанял меня, – плотоядно ухмыльнулся магистр, нависая надо мной и горкой подушек. – Ну и что вы видели, принцесса?

– Не помню, – промычала я, захлебываясь ужасом.

Да я ведь только что ясно видела картинку! Что-то крутилось, блестело, жужжало… Но что?

– Как это не помните? – на скуластом лице вампира пропечаталось секундное любопытство. Но его тут же смыло привычным студеным равнодушием.

– Как все не помнят. Никаких особенностей, сэр, – прошептала я, уже жалея, что не вызвала фамильную морфиху.

Если выбирать из двух кошмарных нянек, ее нотации кажутся не такими и страшными.

– Давайте лучше я схожу за княгиней, а вы посидите с «болезной», – предложил Валенвайд Карамзиной, резко распрямляясь.

Ему тоже роль няньки была поперек горла. И вязла в острых зубах.

– Не получится, Эрик, – невозмутимо произнесла пожилая леди, застегивая плащ.

– С чего бы? Я умею ходить. Порой даже летаю.

– Княгиня там, где вам быть… не положено. А точнее – запрещено, – она поиграла тонкими бровями и поглядела в окно, на сверкающий стеклянный купол уличной оранжереи. – Сегодня день рождения госпожи Пламберри. Обычно в этот день мы с Мари пили кофе с эклерами в ее кабинетике в больничном крыле. Немножко сплетничали, немножко спорили… В этот день я боролась с собой и старалась ей уступать. Анна с утра сидит в Пристанище, она тоже соскучилась по Мари.

– К троллям, идите. Я предложил сходить лишь из уважения… к твоему преклонному возрасту, Ксюша, – едко добавил вампир, прошелся по комнате и вернулся к россыпи подушек.

– Ох, Эрик… Все познается в сравнении. Рядом с дряхлым, уставшим от жизни вампиром я чувствую себя еще очень бодрой девочкой, – Карамзина надменно задрала подбородок и выбралась в коридор.

После ее ухода в комнате отдыха повисла тягостная, колючая тишина. Валенвайд косился в зеркало, убеждаясь, что он не такой и дряхлый. И сравнивать тут совершенно нечего. Я же, прикрыв глаза, пыталась пережить магический откат: в этот раз дар потребовал слишком много.

Да какой, к шурхам, дар? Привиделось, померещилось… Обычный обморок, всякой уставшей и запуганной леди положенный. Как верно заметил магистр, Честеры от своих уникальных способностей отказались много веков назад. И с тех пор Судьба на них отдыхает.

С «дряхлостью» Карамзина, конечно, переборщила. Валенвайд тянул лет на сорок максимум, и то его выдавал тяжелый, усталый взгляд. Ни морщинки на породистом лице – кроме единственной глубокой борозды поперек нахмуренного лба.

Хищная манера прохаживаться по комнате, точно по тесному вольеру, добавляла ему сходства с диким зверем. С виду спокойным, но затаившим первобытную ярость на глубине. Я облегченно выдохнула, когда он перестал мерить шагами «клетку» и изволил остановиться.

– Судя по белизне вашей кожи, я бываю на солнце куда чаще, чем вы, – прокомментировал он в очередной раз мою бледность.

«Светлая кожа – гордость воспитанной леди. Она свидетельствует о том, что девушка проводит много времени в доме, за книгами и рукоделием, за кулинарией и музыкой. Не тратит дни праздно, на сады и прогулки, а каждую минуту занимает свои мысли удовольствием для супруга», – бубнила Туше где-то в висках.

Солнце… Купаться в теплых лучах я любила, но в «Эншантели» работу в розовом саду получали только любимицы директрисы. Из категории которых я недавно с позором вылетела в болото серых посредственностей.

– Точно, солнце! – вскинула лицо на вампира. – В моем сне его кто-то хотел четвертовать. Так было нарисовано на монетке.

Вдруг ясно вспомнилась картинка: рой мух, алтарный камень, блестящий круг и пустеющий мир.

– Скрещенные мечи? – по скулам Валенвайда прошла судорога. – Я видел такую монету совсем недавно. Еще что-то?

– Это все.

Присесть на подушки или хотя бы опуститься на корточки было выше его клыкастого достоинства. Поэтому он возвышался надо мной величавой громадой, укутанной в темный плащ с бордовым подбоем. Будто из нас двоих он аристократ, а я – так, комплект ценных ингредиентов.

– Веро-о-о-ника… – попробовал он мое имя на вкус, лениво обмахиваясь бланком, забытым Карамзиной. – В Румынских Дебрях растет такая ягода. Ядовитая.

– Я знаю, да… Брат часто меня дразнил.

«От глупой Веро

Отравой несет.

Кто ягоду съест,

Тот смертью падет!»

Может, если прочитать Валенвайду гадкую дразнилку, вампир не станет меня есть?

Быть младшей в семье с тремя детьми – не сахарная судьба. Хоть старший сын графа родился пустышкой, а средний обладал слабой, болезной каплей, мне не довелось стать папиной любимицей.

Братья получили достойное образование, капитал и должности при отце, а «мелкую Веро» отправили в Париж, в школу послушных улыбчивых марионеток. Хотя из всех троих, по заверениям Оракула в Эстер-Хазе, я была самой одаренной.

Но в глазах семьи я была разменной монеткой, представительницей известного рода и носительницей «королевской» капли. Грамотным «банковским» вложением, которое со временем принесет плоды.

Матушка воспитывала меня в строгости. В наших отношениях было много холода и завышенных ожиданий… и мало нежности.