— Побереги остатки сил, хлопчик! — прошелестел голос в моей голове. — Говори без звука — лишь силой мысли.

— Я же… тля… — Меня вновь скрутил приступ кашля. Я почувствовал, что по подбородку вновь потекла теплая и густая влага. — … не гребаный… телепат… — Булькнув кровью, сумел выдавить я.

— Я тоже не телепат, но ты меня всё-таки «слышишь», — возразил голос в моей голове. — Сделай это! У тебя получится! — продолжил он меня уговаривать.

— Как же всё, сука, достало! — подумал я, чувствуя накатывающие подобно морскому прибою волны холода и понимая, что вот-вот отдам концы. А голос, похоже, просто слуховая галлюцинация перед смертью. — А жить так хочется, ребята! И вылезать уж мочи нет![1] — Неожиданно пришли мне на ум строчки фронтовой песни, перепетой в свое время «Чижом и Компанией».

— Поверь мне, милок, — звучавший в моей голове голос вновь проявился, — бывают такие моменты, когда желание умереть во стократ сильнее…

Незримая «завеса», разделяющая сознания, неожиданно приподнялась, и меня затопило такой чудовищной волной непереносимой боли, которую я и представить себе не мог даже в самом жутком кошмаре. Кричать я уже не мог, а моё и без того истерзанное тело резко скрутило судорогой и затрясло «в припадке». Это длилось всего лишь мгновение. Мимолетное. Занявшее секунду, а, возможно, десятки и сотые её доли. Но мне хватило с лихвой, чтобы как следует это прочувствовать…

— Теперь понимаешь, касатик, как я хочу умереть? — Чудовищная боль ушла, оставив лишь «привычные» страдания от ранений.

— Так ты та самая ведьма? Золовка Акулина? — Догадался я, припомнив рассказ приютившей нас бабки.

— Пять дён терзает меня ведовская сила… Пять дён на пороге стою… Помоги, касатик! Нету моченьки моей эту муку терпеть!

— Как помочь? Чем? — Не знаю, может быть, я действительно такой долбанутый на всю голову, как мне бывшая всегда говорила, но пройти мимо чужой беды я не могу. — Я ведь тоже… Как бы это сказать? Несколько не в форме…

— Знаю, родной, знаю! — Заметался в моей голове шелестящий шепоток мучающейся старухи. — Я поэтому до тебя дотянуться и смогла, что мы оба на пороге стоим…

— На каком еще пороге?

— На границе, — ответила Акулина, — м ежду жизнью и смертью. Только меня дар ведовской крепко на земле грешной держит. Спокойно уйти не дает. А срок мой весь вышел. И жить мне неможно, и умереть никак. Не успела я силу передать — некому было…

— А мне теперь передать, значит, можешь? — Спросил я напрямую — не люблю ходить вокруг, да около.

— Тебе могу, касатик, — тоже не стала юлить ведьма, — задаток у тебя хороший имеется! Даже у меня такого не было — примет тебя сила. Но только, если сам на это пойдешь. По собственной доброй воле. Я ведь тебе не просто так завесу на мгновение приоткрыла… Чтобы понял, что ждёт тебя в конце ведовского пути…

— Если я твой дар приму — не умру сегодня? – Я подошел к самому главному для себя вопросу.

Ведь склеив ласты, я исчезну. Навсегда. Как личность. Даже, если и существует это пресловутое «перерождение душ», вновь возродившись в новом теле я ничего не буду помнить об этой своей жизни. Такого меня, каков я есть, уже никогда не будет. И, если появилась возможность задержаться на этом свете подольше — я ей обязательно воспользуюсь.

А все грядущие проблемы буду разруливать по мере их возникновения. Вот только стоит еще уточнить некоторые нюансы владения этой самой ведьмовской силой. А то окажется еще, что обязательно нужно будет пить кровь девственниц, или есть младенцев на ужин. На такое безобразие подписываться я не хочу.

Хотя… С девственницами еще туда-сюда, можно затариться необходимым продуктом на какой-нибудь станции переливания крови. А вот с младенцами явный перебор.

— Да, — подтвердила ведьма, — твоя душа останется в этом мире, и не уйдёт за грань. И никакой крови девственниц и младенцев на ужин! — Акулина даже шутить пыталась под прессом жесточайшей боли, которую я и мгновения вытерпеть не мог. — Это действительно перебор!

Вот, тля! Она что, все мои мысли читает?