Шрифт:
забралась в поезд – не помню. Больше на родине не была. Тяжело…
СУДЬБА ИГРАЕТ ЧЕЛОВЕКОМ…
Детей у нас с мужем долго не было – сказалась тяжёлая работа в детстве, в юности. В 1935 году замуж вышла, а родила только в 1948-м, неудачно – пуповина задушила ребёнка, девочка была. Потом снова девочку родила, Надей назвала, в 1954 году Саша появился – мне уже сорок три года было. Я с детьми дома, муж по рыбзаводам ездит. Женщин много, РЕЗАЛКИ – астраханки, литовки, полячки, татарки – ссыльных много было. Разгулялся муж, выпивать начал, как-то даже домой привёл полячку: мол, ей негде переночевать. Я приняла, накормила, спать на кухне, на раскладушке,
предложила лечь. А она, видать, сильно испугалась – совсем не прилегла. Всю ночь на коленях стояла, молилась – тогда же разбоя много было, она не знала, куда попала и чего ей ждать. Утром Андрей пошёл на работу и её увёл.
Один раз я уходила от мужа, да детей жаль – и так сколько безотцовщины кругом. И соседи по бараку очень хорошие были – семья каракалпаков, бедный, но очень гостеприимный народ. Только зайдёшь на минутку по делу – они сразу сажают тебя, скатёрку перед тобой кладут, развернут – а там
лепёшка из джегура, беленькое такое зерно. Часто и лепёшка-то – последняя.
– Кушай, Джей-нан! – чтобы не обидеть хозяев, отщипнёшь кусочек:
– Рахмет! Рахмет! – от них я совсем хорошо научилась говорить, вспомнила и старые уроки. Другие соседи – корейцы, ссыльные с Дальнего Востока. Детей куча, а в доме чисто-чисто! Иногда попросят посидеть с младшей девочкой:
– Моя ходить на склад! Эта Наташка – твоя сноха будет, за Сашку замуж отдам! – а жениху, как и невесте, по три года… Как-то прибежала:
– Пойдём, белить поможешь! Дочка зятя русского везёт! – их дочь училась в Алма-Ате. В еду корейцы много перца кладут: рыба ли, капуста ли – всё с перцем! Готовят тоже чисто, но я у них никогда даже не угощалась – они собак ели. Специально держали на привязи, откармливали и резали.
Ещё семью высланных чеченцев помню – к тому времени мы уже вольные были, они – нет. Сын их женился на нашей почтальонке, русской девушке, она родила сына. Через несколько лет их освободили – и они уехали все вместе на родину. Через короткое время наша почтальонка вернулась, плачет: чеченцы у себя ребёнка оставили, а ей денег на дорогу дали:
– Возвращайся в свой Муйнак!..
Места вокруг Арала незавидные – пустыня, она же – природный очаг проказы, страшного заболевания! Мало о ней знали, считалась не заразной, а человек гниёт заживо – у него отпадает нос, пальцы, целые конечности…А сначала лицо становится похоже на львиную маску, и синеет. На острове Урга находился лепрозорий. Больных из населённых пунктов изолировали туда и никогда уже не выпускали. Заболевших без разговоров забирали из семей – хоть взрослых, хоть детей. Некоторые люди всю жизнь состояли на учёте, как носители этой заразы, но она в них не проявлялась.
Как-то к нам на почту зашёл врач из лепрозория – подписку на газеты сделать. Приятный мужчина, уже в годах, разговорчивый, улыбчивый, Казаченко – фамилия, и с тех пор стал частенько заглядывать, говорить
умел и любил. В Пятигорске у него жила жена, бездетная, а здесь он сожительствовал с каракалпачкой, имел от неё ребёнка.
Как-то он зашёл, как всегда, поздороваться, поболтать, пригляделся к молоденькой нашей сотруднице, которая недавно замуж вышла, взял её за руку, увёл. Тут выясняется, что она состояла на учёте как носитель проказы.
Мы вспомнили, что в последнее время лицо у неё стало меняться – блестящее, синее. Я ещё хотела спросить у неё, чем она мажется, да постеснялась. Больше никто её не видел, ни мы, ни родные. Потом-то я и сама стала различать таких людей, заболевших проказой.
Мы с семьёй продолжали жить в длинном-длинном бараке, в нём же находились контора и склад «Аралрыбвода», общежитие, гостиница. В ней останавливались приезжие ихтиологи, врачи, мотористы. Как-то в городе сделали очередной профилактический осмотр, и тут выяснилось, что у нас во дворе постоянно бывал другой прокажённый – капитан одного из катеров, казах. Как все казахи, он сильно плевал во дворе, харкал, тут же играли наши дети…
Забрали и другого сотрудника на почте, от которого я всё время принимала деньги и документы – тоже больной оказался. Врачи нас в один голос убеждали, что это не заразно, однако когда в одной медицинской семье
оказалось, что нянька при ребёнке была прокажённая, семья немедленно выехала из города!
Со временем я стала настаивать, чтобы мы обзавелись своим домом. Муж в то время выезжал на заработки – ондатру ловил, сдавал в «Промхоз» выделанные шкурки и тушки – кормить на звероферме чернобурых