Снова беру раненую ладонь в свои руки и прижимаюсь губами к тыльной стороне. Пытаюсь вспомнить ее ладошки до малейшей черточки, держа их в своем сознании без единой царапинки, розовыми, целыми. Я потерял счет времени и очнулся, лишь когда Энжи пошевелилась.

— Сережа. — Она растерянно смотрела на меня. — Прошло почти. Уже совсем капельку болит.

Я посмотрел на ее ладонь. Розовая кожица выглядела так, словно Энжи с силой потерла ладошку о шершавую ткань, едва покрасневшая и немного припухшая.

— Совсем-совсем капельку. — Она забрала руку и тут же обхватила меня за шею. — Ой! А как я тут оказалась?

Она спрыгнула, повиснув на моей шее. Как только мы сели в машину, она развернулась ко мне:

— А теперь рассказывай!

— Что рассказывать? — Я чувствовал себя на горячей сковородке.

— Ты издеваешься?! — Она возмущенно стукнула меня по плечу. — Как такое может быть? Как ты смог утащить из игры магию?

— Как утащить? Какую магию? Ты о чем? — Сковородка явно становится горячее. — Тебе стало нехорошо и померещилось.

— А придурок и два амбала с ним мне тоже померещились? — Чувствую, под ее взглядом из меня сейчас дым пойдет. Прямо из глаз. Или там, где они были…

— Нет.

— Уже хорошо. — Она резко успокаивается, а когда я вставляю ключ в замок зажигания, продолжает. — Значит ты не считаешь меня совсем дурочкой.

Поворачиваюсь к ней.

— Я тебя никогда не считал дурочкой. Если помнишь, в самом начале нашего знакомства я уже восхищался твоим умом и талантом. И красотой, конечно.

— Просто замечательно. Ты говоришь о таланте художника? — Она посмотрела на меня с хитринкой.

— В том числе. — Не понимаю, куда она клонит.

— А знаешь в чем он по большей части состоит? — Она просто меня ведет на казнь, судя по выражению лица. — Хорошая зрительная память по большей части и умение понимать, что ты видишь. Все остальное дело техники.

— И знаешь, — она показывает мне еле видный шрам на ноге, — я с детства очень хорошо помню, как болит ожог и как он чешется, когда заживает.

При этих словах она начала чесать ладошку об обшивку сидения.

— Я узнала свои файрболы, которые рисовала. Рассказывай.

— Я не знаю, откуда это взялось. Не знаю, как у меня это получилось. — Я действительно не знаю, откуда взялись эти файрболы. — Лучше ты мне скажи, зачем ты за него ухватилась.

Она растерялась.

— Не знаю… Испугалась.

— И схватилась за огонь?

— Я за тебя испугалась. Хотела стряхнуть или забрать и выкинуть. А вместо этого получилось, как будто прилипла.

— Так. — Пытаюсь делать серьезное лицо, но чувствую, что не могу не улыбаться. — Когда научишься головой думать?

— А я думала. Про тебя думала. Я же за тебя в ответе. — Она повисла на моей шее и заглянула в глаза. — Или нет?

— Это я за тебя в ответе. Потому, что ты мой котенок. — Целую её, изо всех сил стараясь не улыбаться. — Маленький шкодливый котенок, который полез, куда не следует.

— Так. — Она копирует мой тон и ей это удается лучше, чем мне. — Что-то мне подсказывает, что ты мне зубы заговариваешь. Ты мне врешь?

— Вру. Вру и тебе и себе, что я хоть минуту могу без тебя прожить.

Ее глаза на секунду оттаивают, но лишь на секунду.

— Прекрати! — Она снова меня лупит по плечу и надувает губы. — Ты играешь?

— Даже если бы я играл, как ты объяснишь то, что произошло?

— Поехали к Дэну! — Она откидывается на спинку сиденья и пристегивает ремень безопасности. — И сам пристегнись.

***

Дэн смотрит на нас, как я и ожидал, как на двух психов.

— Ладно Краш, он давно крэйзи, но от тебя я такого не ожидал. Он тебя укусил? Или это другим путем передается, а влияет на мозг?

— Дэн, — Она состроила трагическое лицо. — Скажи честно, Сережка играл после того, как мы ушли? Кроме, как тут, он нигде больше не мог.

Тот смотрит на меня, я качаю головой.

— Нет.

— Ты мне клянешься?

— Я клянусь, что он не прикасался к шлему с момента нашего разговора о вашем увольнении.

— Нет. — Подсказываю. — Один раз в руках подержал.

— Да, точно. — Кивает Дэн.

Она внимательно смотрит на брата.

— Дэн? А как это возможно?

— Никак.