За всё это время ни он, ни его бывшая жена ни разу не говорили о близнецах-Васильковых во множественном числе. Создавалось впечатление, что родители воспринимали детей как единое целое, будто им от рождения было дано одно тело на две души. Именно поэтому последние слова дедушки меня так удивили. Значит, он не был сумасшедшим и прекрасно осознавал, какую непростительную ошибку совершил в прошлом. Правда, иногда на ошибках учатся, и они закаляют человеческий дух. Если ты извлёк правильный урок, то ни за что не допустишь повторения… Но есть ошибки и совсем другого рода, потому что их невозможно исправить, и зачастую цена им – сама жизнь. Когда Васильковы отобрали у выжившей дочери имя, они лишили себя права на прощение.

– Поверьте, я не хотел ничего дурного, – словно оправдываясь, проговорил Аким Антонович. Он принялся разглядывать свои ладони, чтобы не смотреть на моё нахмуренное лицо. – Я верил, что смогу изменить… Я верил, что смогу превзойти даже деда… А мой дед тоже мечтал быть скульптором, а между тем до конца своих дней оставался обычным гончаром.

Однажды мальчик робко постучался в мастерскую и, только получив разрешение, вошёл. Дедушка сидел за столом, склонив голову, и работал над кувшином, в котором, по его словам, обязательно поселится настоящий джинн. Аким знал, что это не более чем красивая сказка и ни один волшебник не сможет вернуть ему родителей. А если это так, то какие ещё желания ему загадывать? Разве для него может быть что-то важнее этого?

– Дедушка, скажи мне, я… творец? – испуганно спросил мальчишка. Дедушка прервал работу, бросил на внука внимательный ласковый взгляд и рассмеялся.

– Ты чудак! – Васильков-старший потрепал мальчика по голове. – Ещё не время говорить об этом. Позволь, я закурю, – и он вытащил из кармана холщового плаща старую добрую трубку, служившую ему утешением в самые тяжёлые годы.

Мальчик нахмурился и даже с негодованием топнул ногой. И почему эти странные взрослые вечно откладывают жизнь на потом?

– Когда же придёт время?

Гончар выпустил на волю несколько колечек дыма, расслабился, прикрыл глаза от наслаждения и заговорил – уже намного тише, спокойнее, совсем как мудрец.

– Ты сам это почувствуешь, дорогой. Тебя охватит великий жар, и ты упадёшь на колени, сложишь ладони вместе, воздашь молитву… Тогда явится вдохновение – и всё случится, как нужно.

– Но почему оно не может случиться прямо сейчас? – Аким поджал губы и нетерпеливо заёрзал на стуле. – Почему мне приходится ждать?

– Потому что вся наша жизнь – сплошное ожидание. Мы ждём, когда подойдёт наша очередь в магазине, мы ждём, когда придёт нужный поезд, мы ждём, когда любимый человек скажет нам: «Я тоже…» Ты хочешь слишком многого, когда тебе ещё недостаёт опыта. Запомни: чтобы раз создать великое, нужно семь раз сделать что-то совершенно незначительное…

Мальчишка вспыхнул.

– А ты? Почему ты до сих пор не создал ничего великого? Или ещё не время? – он знал, насколько беспощадными были эти слова, но всё равно не мог остановиться. Ему была нужна истина, и не когда-нибудь, а здесь и сейчас. Гончар выпустил ещё несколько колечек дыма и, даже не изменившись в лице, ответил:

– Не все рождены творцами. Я не художник, а мастер. И ничего уже не изменить. Такова судьба, – его голос оставался таким же спокойным, как и был, словно он действительно смирился и вопросы внука ничуть его не обидели.

«Всяк сверчок знай свой шесток», – ещё одна фраза, которую любил повторять мудрый гончар.

– А я? Как мне понять, кто я? – совсем разволновался мальчик. Дедушка щёлкнул его по лбу:

– Мы возвращаемся к началу нашего разговора. Я могу повторить тебе, что ты чудак, но вместо этого скажу: работай – и однажды ты всё поймёшь. Твоё желание – треть успеха, везение – крупица, а труд – основа.

Аким Антонович поднялся с неудобного табурета, сцепил руки за спиной и подошёл к окну. За пыльным стеклом едва ли можно было увидеть истинное отражение хмурого города. Впрочем, разве отражения имеют что-то общее с истиной? Нет ничего подлинного в этом мире. Всё искажается, проходя через призму нашего восприятия. И то, что выглядело прекрасным, однажды покажет свой уродливый облик. Разумеется, иногда всё происходит с точностью наоборот, но это не изменит сути: жизнь – ужасно неправдоподобная штука.

– Я и не знал тогда, что мой дедушка был счастливым человеком. Мне думалось, что невозможно довольствоваться малым и при этом верить в какое-то счастье… Я думал, он скрывает от меня свою боль… Думал, что нет ничего важнее в жизни, чем стать настоящим художником… – он похлопал себя по карманам рубахи в поисках очередной сигары, но они оказались пустыми. – И всё же дедушка был прав, – шумно выдохнул Васильков. – У каждого своё предназначение. Кто-то рождён быть всего лишь мастером. Но так сложно свыкнуться с этой мыслью! – он запрокинул голову и едва слышно застонал. Это были муки художника, который стал жертвой крушения хрупких идеалов.