Работа нас ждала весьма тяжёлая и непростая. Требовалось на месте старого дряхлого свинарника с провалившейся крышей и прогнившими полами построить новый красивый свинарник. Предстояло сломать всё старое и заменить на новое. Работавшая здесь бригада уже сломала и вывезла обломки крыши, убрала гнилые деревянные полы, покрытые многолетним свиным навозом, и теперь заливала бетоном площадку. Начинался другой, очень сложный этап работы – это заготовка строительной древесины в лесу, её распилка при помощи совхозной пилорамы на доски, брусья и стропила для возведения крыши, настила полов и потолков. Работа тяжёлая, требующая выносливости и физической силы. Деревья, огромные старые ели, валили при помощи бензопилы, обрубали сучья и трактором волокли до пилорамы. Часть ребят трудились в лесу, часть на пилораме, а четверо заканчивали бетонирование пола будущего свинарника. С непривычки очень уставали. После работы ужинали и падали в глубокий сон, но постепенно втянулись, привыкли к нагрузкам, и даже стало хватать сил ходить в деревенский клуб на танцы. Больше всех из ребят-старшекурсников нас удивлял Коля, который каждый вечер после изнурительной работы переодевался в чистую одежду (рубашка, джинсы, штормовка с эмблемами нашего института) и уходил на свидание с девушкой в соседний стройотряд, располагавшийся в восьми километрах от нашего совхоза. Тот отряд строил что-то в таком же совхозе, не принадлежал к нашему вузу, и в нём была девушка-врач из медицинского института. Вот к этой медицинской девушке и ходил наш Коля каждый вечер «за тридевять земель» на свидания. Мы все, юные ещё мужчины, часто обсуждали Колину стойкость, настойчивость и поразительную верность объекту любви. Каждый в душе примерял на себя, смог бы он вот так, ночью, усталый, после тяжёлой работы ходить к любимой девушке каждый день по лесной дороге через тёмный лес? Но этими индивидуальными внутренними самооценками никто ни с кем не делился. Вероятно, боялись либо собственного малодушия, либо ещё не испытали, а поэтому и не до конца понимали чувство, называемое любовью.

Время летело быстро, приближался День строителя, праздник, который неукоснительно отмечался во всех студенческих строительных отрядах. Этот день объявлялся выходным. Командиры организовывают забавные весёлые турниры: лучший каменщик, лучший плотник, штукатур и т.д. Всё заканчивалось красивым застольем с вкусной едой, вином, водкой или пивом. В описываемой мной бригаде все ребята также ждали этот праздник. Хотелось отдыха и веселья. Но, к сожалению, всё сложилось иначе.

Сроки строительства горели, а деньги, весьма приличные по тем временам, выплачивались совхозом только после полной сдачи объекта. Незавершённое строительство оплачивалось с потерей 30-40% стоимости работ. Поэтому приехавший к нам командир стройотряда, аспирант нашего факультета, объяснил нам трудности, проблемы, сроки сдачи готового свинарника и объявил, что праздника как такового не будет. День строителя у нас полностью трудовой, но вечером обильный ужин, специально зарезанный по этому случаю поросёнок и вкусная водка. Утром подъём на час позже. Вот так. Мы молча прослушали информацию, вопросов не задавали и тихо разошлись. Тем не менее предстоящий горячий ужин из свежей свинины и водка приятно грели наше сознание.

Утром, позавтракав, мы, как всегда, поехали на тракторе в лес для продолжения рубки елей. В середине дня начался довольно сильный дождь, но работа не прекращалась, мы продолжали валить деревья, обрубать сучья, крепить брёвна к трактору. Промокли, устали очень. Вечером только около 19:00 кое-как добрались до дома из-за поломки трактора. Грязные, мокрые, злые и молчаливые от непомерной усталости. И вот вся наша «лесная бригада» стягивает с себя грязную мокрую одежду, тихо ругает мерзкую погоду, непролазную глину, курит и предвкушает предстоящий ужин.

А в это самое время на наших глазах Коля, сняв всю эту грязную мокрятину, переодевается в чистую одежду, натягивает сухую яркую штормовку и направляется к выходу. Один из нас, Сергей Волков, с большим недоумением в голосе:

– Коля, и ты в такую жуткую погоду опять идёшь к ней?! А как же свиные отбивные, водка, отдых?!

Коля, уже взявшийся за ручку двери, обернулся и изрёк: – Серёжа, ты сегодня вечером съешь это мясо, выпьешь водки, отдохнёшь, а через 2-3 месяца забудешь этот ужин, водку вкусную свинину, а вот женщину ты не забудешь никогда!

Открыл дверь и ушёл в темноту, в дождь, к любимой женщине. Голодный, уставший, но очень влюблённый. После его слов сидели молча, потом кто-то сказал:

– Вот это любовь!

Уткин сопромат не любил. Математику, правда, он тоже не очень жаловал, но в ней хоть как-то разбирался, а вот сопромат совсем не давался. Виноват был, конечно, он сам, так как начало семестра, когда начали читать и изучать этот предмет, весело прогуливал лекции и семинары, а теперь пришла сессия и суровая расплата за все радости юной жизни. Курс читал профессор Феодосьев В.И., автор толстого учебника «Сопротивление материалов». Читал, покуривая сигареты «Дымок», слово в слово по своей книге, поэтому Саня, и многие другие, поняв это, на лекции не ходили, решив, что к экзамену будут готовиться просто по его учебнику. Зимняя сессия второго курса в главном инженерном вузе страны очень суровая. Пять зачётов и пять экзаменов. Ужас. Преодолев высокую планку зачётов и получив допуск к сессии, Саня был уже счастлив, а вот теперь, сдав первые два экзамена, предстояло осилить сопромат, теоретическую механику и философию марксизма-ленинизма.

Экзамен по сопромату принимал сам лектор Феодосьев В.И. Восемь человек уже «отстрелялись», из них пятеро получили «неуд». Народ трепетал. Профессор принимал экзамен, покуривая свой вонючий «Дымок», самые дешёвые и крепкие сигареты без фильтра, студенты-курильщики покупали их только при полном безденежье (цена 14 копеек), хуже только папиросы «Север» или сигареты «Прима» (15 копеек). На тщательно исписанные экзаменационные листы он не смотрел, зная, что все списывают со шпаргалок, поэтому разговор начинал сразу с дополнительных вопросов. Дошла очередь до Сани. Подойдя к столу преподавателя, он отдал листы, аккуратно заполненные формулами, и стал трепетно ждать вопроса. Отложив в сторону листы с ответами на билет, профессор быстро изобразил на чистом листе красивый интеграл и спросил: «Что это?» Саня ответил: «Интеграл». Профессор: «Понятно, что интеграл. Какой это интеграл?» Саня: «Определённый». Феодосьев: «Хорошо, определённый. Ещё раз спрашиваю, какой это интеграл». Судя по интонации, профессор начал терять терпение. Как утверждала студенческая молва, Феодосьев был слегка глуховат, поэтому Саня напряг свой острый музыкальный слух и ловил подсказку от друзей, потому что понятия не имел, что это за интеграл. Уловив знакомый шёпот Кости Полянского, большого умника и знатока всех предметов, сидевшего не далеко в первом ряду, пытался изо всех сил разобрать в тревожном шёпоте товарища что-то понятное и знакомое, но уловил лишь – «… интеграл то ли Гора, то ли Дора или Мора». Набравшись смелости, изрёк: «Интеграл Гора». Пытавшийся помочь Сане Костя Полянский с тоской обхватил голову руками и наклонился над столом, чтоб не видеть дальнейшего разгрома приятеля. «Так… – профессор нахмурился. – Так вы, товарищ студент, утверждаете, что это интеграл Гора?» Саня: «Да». Профессор: «Хорошо. Ну и кто же этот Гор?» Саня в одно мгновенье перебрал в голове всех известных ему именитых математиков и физиков – Тейлор, Лагранж, Лавуазье, ряды Фурье, Лейбниц, теорема Ферма. Все вроде французы. Или англичане? Англичан Саня не любил из-за английского, с которым у него тоже не очень складывалась любовь, поэтому твердо сказал: «Француз». Феодосьев, посуровев и ещё больше нахмурившись: «Так-так. Значит, это, как вы утверждаете, определённый интеграл Гора, француза. Тогда скажите мне, что этот интеграл определяет, какую выполняет функцию?» Саня от волнения и напряжения мысли вспотел, стал лихорадочно вспоминать, что такое вообще «интеграл». Насколько он вообще помнил из матанализа, интеграл – это сумма приращений, отрезков для исчисления объёмов и площади поверхности. Однако сопромат ведь не математика, здесь силы давят то там, то здесь. Проведя в голове стремительный анализ того, что знал, ответил: «Этот интеграл Гора, суммирует силы, действующие на предмет или балку». Феодосьев закурил очередную сигарету, задумчиво посмотрел на Саню и сказал: «Вот что, студент Уткин. Запомните – это интеграл Мора, позволяет определять прогибы, перемещения и углы поворота балки заданного сечения. Почитайте перед пересдачей внимательно про него. И ознакомьтесь с теоремой Кастилиано. Кстати, Кристиан Отто Мор немец, а не француз. Идите».

Вот так, получив «неуд» по сопромату, Саня на всю жизнь запомнил, что такое интеграл Мора, а профессор Феодосьев, докурив пачку «Дымка», поставил на этом экзамене ещё четыре двойки.

Конец апреля в Москве выдался жарким, солнечным и красивым. За окном аудитории звенели трамваи, звонко и весело чирикали воробьи, а Серёга Шмаков грустил. Шла унылая лекция по теории полёта, а монотонный, хриплый тенорок лектора раздражал и нагонял тоску и скуку. Серёге хотелось чего-то яркого, светлого и интересного, а если конкретно, то хотелось пива. Простого, холодного, пенистого пива, но впереди ещё две пары, которые пропускать никак нельзя, так как это «лабы» (лабораторные работы). Если их пропустить и пойти пить пиво, то потом, перед самой сессией, когда голова идёт кругом от зачётов и курсовых, придётся их отрабатывать и терять драгоценное время зачетной недели. Лекцию Серёга не конспектировал, потому что не хотелось, да и переписать потом можно будет у Лены Звонарёвой, отличницы и ленинской стипендиатки. Мысль о вкусном напитке полностью завладела им, и он стал прокручивать варианты осуществления её в реальности.

Прежде чем продолжить описывать размышления и мечты Серёги Шмакова, необходимо сделать небольшое лирическое отступление и рассказать о пиве и культуре его употребления в столице и других городах нашей Родины в 70-х годах прошлого столетия.

Восемьдесят процентов трудового мужского населения Москвы и её окрестностей любили пить пиво. И вот почему. Распитие водки, портвейна или креплённых вин часто заканчивалось у наших соотечественников различного рода обидами, тоской и грустью, иногда буйством, реже некрасивым злословием. Жизнь российских мужчин в основной массе не баловала, проистекала в трудностях, лишениях, несправедливостях, поэтому, употребляя крепкие и полукрепкие напитки, они довольно быстро пьянели, так как пили обычно без закуски, и вся невысказанная горечь, накопившаяся от непонимания, усталости и нелёгкой жизни, рвалась наружу и, в зависимости от темперамента, силы духа и критичности разума, выливалась в вышеперечисленные состояния и не очень красивые сюжеты. Питие пива – это совершенно другое. В те замечательные времена люди шли пить пиво, чтобы спокойно поговорить, обсудить проблемы, поделиться новостями. Это был процесс! Пивные заведения тогда делились на две категории. Если есть деньги, то добро пожаловать в «Жигули», «Саяны», «Савой». Там вам предложат в меру разбавленное пиво в красивых кружках, вкусные креветки, раков, орешки, красную, довольно свежую, рыбу и многое другое. Опять же официант, культура. Ходили туда не бог весть какие богатеи, а довольно простые люди с появившимися лишними рублями. Сиживали там инженеры после премии, студенты с деньгами, заработанными в стройотрядах, таксисты, рабочие, люди творческих профессий. Атмосфера в этих так называемых пивных барах царила весьма демократичная, обслуживали всех одинаково хорошо. Небольшой компанией в 4-5 человек можно было приятно провести время за 15-20 рублей. Вторая категория пивных заведений, самая массовая, это пиво «в розлив» стоя, где разливали пиво из крана, или так называемые «автоматы» – там пиво наливалось в кружку, а иногда и в банку, автоматом, после опускания в него монеты двадцатикопеечного достоинства. Вот в этих простых, незатейливых пивных и отдыхал после трудового дня советский труженик. Водка, портвейн, вино в то время являлись достаточно дорогими напитками (водка -4 р. 12 коп., 5 р. 30 коп; портвейн – от 1 р. 90 коп. до 2 р. 30 коп.), что не всегда было «по карману» людям, зарабатывающим 80-100 руб. в месяц. Пиво же напиток дешёвый, приятный, всегда в наличии в пивных города, а главное – атмосфера, царящая в этих заведениях. За круглыми высокими столами стояли взрослые серьёзные мужчины, молодые ребята, бородатые художники, военные в форме, курсанты – люди всех возрастов и профессий. Никто громко не разговаривал. В помещении стоял ровный гул мужских голосов, воздух прокурен и пропитан запахом пива. Облака табачного дыма окутывали всех посетителей. Курили почти все. Столы заставлены толстыми пивными кружками, в центре скромная закуска – сушки, посыпанные крупной солью, редко сосиски с зелёным горошком, иногда чахлые бледно-розовые креветки. Но главное, какие там можно было услышать разговоры!!! О политике партии, о войне и злых американцах, о любви, жёнах, неверных женщинах, о дураках начальниках и многое, очень многое интересное другое. Правда, надо заметить, Шопенгауэра и Канта там не вспоминали, разговоры до таких высот не поднимались, но и мизантропы в такие места не захаживали.