– Передай Харрисону, пусть включит систему очистки. Но только в лаборатории. Остальные пока потерпят.

Прошло пятнадцать минут. Пятнадцать минут, в течение которых трижды звонил машинный телеграф, пятнадцать минут, в течение которых воздух становился все более зловонным и все менее пригодным для дыхания, пятнадцать минут, в течение которых в центральном посту собралась группа матросов, снаряженная для тушения пожара. И вот, наконец, ещё одно облако дыма возвестило о том, что кормовая дверь открылась.

Это был Ролингс. Он потерял столько сил, что ему пришлось помочь снять защитный костюм и аппаратуру для дыхания. По его бледному лицу струился пот, а волосы и одежда были такие мокрые, словно он только что вынырнул из воды.

Но он торжествующе улыбался.

– Утечки пара нет, капитан, это наверняка. – Чтобы произнести эту фразу, ему понадобилось трижды перевести дух. – А пожар – там, внизу, в механическом отсеке. Искры летят повсюду. Видно и пламя, но не сильное. Я засек, где оно находится, сэр. Турбина высокого давления по правому борту.

Горит обшивка.

– Вы получите свою медаль, Ролингс, – заявил Свенсон, – даже если мне придется взять за жабры все наше начальство… – Он повернулся к ожидавшей приказа пожарной группе. – Вы сами все слышали. Турбина по правому борту.

Четверо в одной смене. Максимум пятнадцать минут. Лейтенант Рейберн, отправляйтесь с первой сменой. Ножи, кувалды, плоскогубцы, ломы, углекислотные огнетушители. Обшивку сперва тушите, потом отдирайте. Будьте осторожнее, из-под обшивки может вырваться пламя. Ну, насчет паропроводов предупреждать не стану… Все. В дорогу! Смена отправилась выполнять задание. Я обратился к Свенсону:

– Я не совсем понял. Как долго это продлится? Десять минут, четверть часа? Он мрачно взглянул на меня.

– Как минимум, три, а то и четыре часа. Это если нам повезет. В механическом отсеке сам черт ногу сломит. Вентили, трубы, конденсоры, да ещё целые мили этих проклятых паропроводов, к ним только прикоснись – тут же ошпаришь руку. Там и в обычных-то условиях работать почти невозможно. Да ещё весь корпус турбины покрыт толстым слоем тепловой изоляции инженеры устанавливали его на веки вечные. Парням придется сперва сбить пламя углекислотными огнетушителями, да и то это не слишком-то поможет. Каждый раз, как они отдерут верхний обугленный кусок, туда поступит новая порция кислорода, и пропитанная горючим изоляция снова заполыхает.

– Пропитанная горючим?

– В том-то и загвоздка, – воскликнул Свенсон. – Движущиеся части любой машины требуют смазки. В механическом отсеке полным-полно всяких машин, а значит, полным-полно смазки. А эта тепловая изоляция впитывает масло, как губка. В любых условиях, даже когда атмосфера хорошо вентилируется, обшивка, притягивает капли машинного масла, как магнит железные опилки. И впитывает их, как промокашка.

– И все-таки, отчего произошел пожар?

– Самовозгорание. Такие случаи уже бывали. Корабль прошел уже свыше пятидесяти тысяч миль, так что обшивка очень сильно пропиталась маслом.

После ухода со станции «Зебра» мы почти все время идем полным ходом, турбины, черт бы их побрал, сильно греются, вот и… Джон, от Картрайта ещё ничего не слышно?

– Ничего.

– Он там уже добрые двадцать минут.

– Может быть… Но когда я уходил, он как раз начал надевать защитное снаряжение, он и Рингман. Так что они не сразу бросились в машинное отделение. Сейчас позвоню в кормовой отсек… – Он переговорил по телефону, нахмурился. – Из кормового отсека докладывают, что они отправились уже двадцать пять минут назад. Разрешите проверить, сэр?

– Оставайтесь здесь. Я не хочу…

Не успел он договорить, как кормовая дверь с треском распахнулась и оттуда, шатаясь, вывалились два человека. Дверь торопливо задраили, с людей стащили маски. Матроса я узнал: он уже приходил с Рейберном, а второй был Картрайт, старший офицер машинной команды.

– Лейтенант Рейберн отправил меня с лейтенантом, – доложил матрос. Кажется, с ним не все в порядке, капитан…

Диагноз был совершенно точен. С ним действительно было не все в порядке. Картрайт находился в полубессознательном состоянии, но упорно боролся с полным помрачением рассудка.

– Рингман, – выдавил он из себя. – Пять минут… Пять минут назад… Мы как раз шли обратно…

– Рингман, – тихо, но требовательно повторил Свенсон. – Что с Рингманом?

– Он упал… Там внизу, в механическом отсеке… Я вернулся… вернулся за ним, попытался втащить его наверх по трапу. Он застонал… О Господи, он вскрикнул… Я… Он… Картрайт едва не свалился со стула, его подхватили, посадили обратно. Я сказал:

– Рингман. Или перелом, или отравление.

– Черт его побери! – тихо выругался Свенсон. – Чтоб им всем ни дна, ни покрышки! Перелом. Там внизу… Джон, прикажите, пусть Картрайта перенесут в матросскую столовую… Перелом!…