Меня зовут Мари. Но обычно вы называете меня Рапунцель, по фамилии, ошибочно принимая её за моё имя. Так получилось, что, пытаясь помочь подруге (вторая книга цикла), я из мира Эрталии оказалась в вашем. Здесь нет магии, зато господствует научно-технический прогресс. Это круто! Терпеть не могу волшебство, а машины... О! Машины — это любовь...
Я обязательно во всём этом разберусь, но...
Желательно как-то избавиться от двух случайно встреченных мужчин, один из которых явно хочет романтики со мной, а второй начал с того, что чуть меня не раздавил. И оба называют меня Алисой и, и кажется, лучше меня знают моё прошлое. Один всё просит прощения (за что?), второй — ненавидит за измену...
Да и с новоприобретённой сестрёнкой происходит что-то странное. Мне кажется, или она разговаривает с зеркалом?
А ещё почему-то мне снится, что по моим следам идёт огромный волк. Из тех, кого в сказках зовут Псами бездны...
Глава 1
Не по Сеньке шапка
— Дура, — крикнул Эрик, синие глаза засверкали на потемневшем от боли лице, — я тебя люблю! Слышишь?! Почему, ну почему ты этого в упор не замечаешь?
Исабель дёрнулась, пытаясь освободить руки из его захвата, и замерла. Что? В каком смысле… Оторопело уставилась на мужчину. Сглотнула, облизнула губы.
— Ты… шутишь? Издеваешься надо мной?
— Всегда любил, — криво улыбнулся дракон-инквизитор.
Наклонился и коснулся пылающими губами её губ…
— Адмиралтейская. Следующая станция — Садовая, переход…
Но Осень, продравшись через волну возбуждённых людей, выскочила на перрон. Сердце её билось просто отчаянно. И вовсе не из-за переживаний несчастной, впрочем, уже счастливой Исабель. Девочка вставила в уши выскочившие было наушники, сердито дёрнула ремешок сумочки-косметички, соскользнувший с плеча, и зацокала каблучками по мрамору пола.
«Твои синие глаза — чудеса, умираю третий день…», — зазвучал приятный голос в ракушках.
Платье — бирюзовое, с модной кружевной оборкой — стесняло девочку. Осень привыкла к джинсам, кроссам и любимому, чуть растянутому худи. Но Камилла, ставшая такой до ужаса заботливой, настояла, что на свидание совершенно необходимо одеваться иначе, чем на уроки.
— Эх, Сеня, Сеня, — одноклассница блестела ровными, отбеленными зубами и весёлыми глазами, — до сих пор не пойму, что он в тебе нашёл? Ты же поц, ну честно. Ты же из этих своих расклёшек и не вылезаешь совсем! Татухи осталось набить и — вперёд, на Невский, рэп читать.
Осень напряглась было, но Камилла снова рассмеялась:
— Да расслабься, я ж сказала: мы расстались. Он теперь целиком твой.
— Перестань. Витэль ничего не говорил, чтобы… мой.
— Ага-ага. Все летние каникулы ничего не говорил. Только повсюду с тобой хвостиком мотался, аж смотреть противно.
— Не все… только конец августа и сентябрь, — шепнула Осень пересохшими губами.
Первая красавица класса снова рассмеялась:
— Ах, извините. Только сентябрь. Краш всей школы не три месяца за такой вот чудой прыгает зайчиком, а всего только один. Так, не спорь со мной. Наденешь моё голубое платье и серебряные туфельки. Витэль меня в них ещё не видел. Я их купила для Тайланда. А тебе, к твоим-то русым кудряшками и вообще няшно будет.
И вот сейчас девочка как-то остро ощущала, что платье для Тайланда совсем не подходит петербургской осени, да и вообще — чужое, неловкое, словно ворованное…
— Привет!
От стены отделилась высокая фигура в красной клетчатой рубахе поверх белой футболки и шагнула к девочке. Сердце подпрыгнуло, дыхание спёрло, и Осень не смогла произнести ответного «привет». Но одноклассник, кажется и не ждал. Окинул её взглядом, прищурился.
— Чёрт… Я не подумал зонт взять. На улице дождь. Платье испортишь.
— Я взяла, — заторопилась девочка и зашуршала пакетом.
Виталий поднял чёрную бровь, снова оглядел платье, ридикюль и полиэтиленовый пакет (для книжки и зонтика) и выразительно хмыкнул. Осень покраснела. Она вдруг осознала, что к дамской сумочке и туфелькам на каблучках полиэтиленовых пакетов не полагается.
— А ты не на машине? — спросила жалобно.
— А должен?
— Нет, конечно.
Осень расстроилась. Всё шло совсем не так, как она себе представляла. Парень, видимо, неправильно истолковал её опущенный взгляд.
— Да не дуйся ты! Если ты зонт взяла, то в чём вопрос? Идём?
Они повернули по Малой Морской к Исаакию, и Виталий неожиданно взял девушку за руку. Сердце снова отчаянно заколотилось. Парень молчал, и Осении подумалось, что ему, наверное, тоже неловко. Может, Камила права, и Витэль созрел до признания? И, возможно, тоже сейчас стесняется? Обычно топовый красавчик школы и всеобщий краш за словом в карман не лез.
Она покосилась на него.
— А знаешь, что вот тот дом, в зеленой сетке, это дом Пиковой дамы? — спросила неожиданно.
— Кого?
— Ну той, про которую Пушкин писал. «Три карты, три карты», где злодей Герман и бедная Лиза?
— А.
Витэль мазнул взглядом по жёлтому строению, но ничего уточнять не стал, хотя Осень надеялась, что он спросит, и будет повод рассказать, и завяжется беседа, и… но всё получилось не так, как девочка надеялась.
— Ты в курсе, что на Гороховой есть ротонда? — парень резко остановился и, улыбаясь, посмотрел на спутницу.
Вокруг них мельтешили, толклись прохожие, в основном туристы. С Невского повернула и, чуть покачиваясь, двинулась к остановке бирюзовый автобус двойка.