Вообще, ситуация с внезапным обострением борьбы за власть и попыткой дворцового переворота в верхах Российской Империи вызывала у Джонса глубочайшее отвращение. Вице-адмирал считал все эти подковерные свары и распри самодержавного двора верхом идиотизма и безответственности в такой критический момент. Ведь вместо того чтобы отбросить мелочные обиды, сплотиться перед лицом грозного врага, коим по-прежнему являлась АСР в лице его адмирала Коннора Дэвиса, все эти надменные русские аристократы продолжали всеми правдами и неправдами грызться между собой, изо всех сил пытаясь залезть на трон.

Да уж, совсем не о таком развитии событий думалось вице-адмиралу Джонсу, когда всего несколько недель тому назад он в числе прочих высших офицеров американского космофлота принимал решение о переходе на службу российской короне. Напротив, тогда это казалось ему единственно верным и разумным поступком. Но сейчас император Константин был мертв и судьба Илайи, оказалась в явно подвешенном состоянии. Что он должен делать в такой патовой ситуации среди в основном враждебного к нему, как к чужаку, отношения окружающих, и в одночасье оказавшимся на перепутье непримиримых интересов сразу нескольких политических группировок?

Впрочем, была одна веская причина, по которой Джонс согласился на эту сомнительную встречу со столь неприятным субъектом, как Шепотьев. И причина эта заключалась отнюдь не в высоких званиях или должностях последнего, а исключительно в том, что до самого последнего момента канцлер выступал в роли некоего неформального спикера и личного представителя великой княжны Таисии Константиновны – пожалуй, единственного человека во всей этой бескрайней и непостижимой России, кому американец продолжал безоговорочно доверять и в здравомыслие которой он истово верил.

Именно великая княжна не по годам мудрая и решительная, являлась сейчас в глазах Илайи единственным достойным и законным носителем верховной власти в Российской Империи. Или, как минимум, незаменимым гарантом ее стабильности и преемственности в переходный период, пока прямой наследник престола, малолетний царевич Иван, не достигнет совершеннолетия.

Другого выхода из политического и династического тупика, в котором оказалась страна со смертью императора Константина, вице-адмирал Джонс попросту не видел. А потому и готов был всемерно поддерживать Таисию и опекаемого ею сводного брата всеми силами и средствами, что сейчас находились в его распоряжении – прежде всего, грозной боевой мощью многонациональной эскадры.

С другой стороны, Илайя с содроганием вспоминал о другом, куда более личном и болезненном эпизоде из своего недавнего прошлого. О драматическом и едва не закончившимся трагедией противостоянии с адмиралом Иваном Федоровичем Самсоновым, командующим Черноморским флотом.

После того, как Джонс в одном из боестолкновений получил тяжелое ранение и угодил в плен, Самсонов явился к нему в камеру для жестокой расправы над беззащитным противником. Улучив момент, когда они с Илайей остались наедине, Иван Федорович в приступе безумной ярости выхватил плазменную саблю, и осыпая оглушенного болью и лекарствами узника проклятиями, занес над его головой пылающий всполохами разрядов клинок, готовясь покончить с беззащитной жертвой одним ударом.

Лишь чудом Джонсу удалось тогда избежать неминуемой гибели. Тогда именно княжна Таисия Константиновна не позволила Самсонову совершить это преступление, но осадок у Илайи на толстяка остался. Более того Джонс поклялся что убьет Самсонова как только представится такая возможность.

Однако Илайя Джонс, несмотря на всю свою эмоциональную горячность и склонность к импульсивным поступкам, был еще и на редкость хитрым, расчетливым человеком. Недаром он снискал себе славу одного из самых одаренных тактиков и стратегов американского космофлота, способного просчитывать развитие ситуации на много ходов вперед.

И сейчас, пытаясь мысленно сориентироваться в причудливом лабиринте дворцовых интриг и политических расчетов, вице-адмирал отчетливо сознавал: его главная, первоочередная задача – любой ценой выжить в этом чуждом и непонятном мире аристократических кланов, закулисных альянсов и прихотливо переплетенных интересов «раски».

И ради достижения этой цели следовало на время глубоко припрятать все свои личные привязанности, обиды и антипатии. Требовалось действовать строго прагматично, расчетливо и хладнокровно – так, словно каждый твой шаг и жест выверен с точностью компьютерной программы, нацеленной на максимизацию собственной выгоды. Даже если для этого придется вступить в союз с самим дьяволом, или, на худой конец, заключить сделку с одним из его приспешников.

Ведь что, по сути, предлагал сейчас сидящий напротив него канцлер с лощеной физиономией прожженного афериста? Всего-навсего закрыть глаза и отступить в сторону, позволив силам опального адмирала Самсонова одержать бескровную победу над эскадрами имперской гвардии в решающем сражении за контроль над столичной системой. Не вмешиваться в чужую ссору, сохранив видимость нейтралитета – вот и все, что требовалось от Джонса.

Конечно, будь Иван Федорович предоставлен сам себе, действуя исключительно от своего имени, Илайя с превеликим удовольствием поддержал бы завтра адмирала Петра Шувалова, командующего Преображенской дивизии. И тогда они вдвоем, объединив усилия, раскатали бы в космическую пыль боевые порядки взбунтовавшегося Черноморского флота. А сам Илайя не преминул бы лично снести голову ненавистному Самсонову с его могучих плеч, отплатив тем самым сполна за все причиненные ему в прошлом унижения и обиды.