Во мне боролись две эмоции, с одной стороны, задолбали уже про лицо комментарии отпускать, а с другой, радостно, что они повелись. Я волновался, все кирдык, но они повелись. Хотя, как тут не повестись? У меня вся рожа в крови, а Пегги не человек, а сплошной синяк. Тут так, чисто по комплекции и серому плащу ориентироваться.

Хотя комплекция у меня явно не гвардейская.

Настал черед банальных вопросов, как, что, откуда. Я врал так, будто от этого зависела моя жизнь. Так, будто врал всю жизнь до этого. Короче, я врал как обычно. Про патруль, про то, как с темноты накинулась тень, про погибшего напарника…

— Погодь, так это ты его отделал? — седой кивнул на разбитую рожу «Коллина».

А, черт, заболтался! Кто поверит, что я рыцаря отделаю? Вон, седой уже подозревает что-то, на вшивость проверяет.

— Какой там… Напарник. Говорю, мне первому по харе полоснул! Пока оклемался, там уж все кончилось. Мне еще повезло, по затылку огреть удалось…

Седой слушал вполуха, не сводя глаз с лица «блондинки».

— Мертвее мертвого. — второй гвардеец вернулся из переулка, неся орудие убийства. — Не рожа, а варенье. Впрямь шестопером угостили, да так не скупясь, что глядеть тошно.

Раз он один, а его короткий меч мирно висит на поясе, Серина таки сумела оттащить живого гвардейца подальше, оставив только труп.

— Шестопером, говоришь… — седой взял с рук напарника окровавленную дубинку и взвесил ее в руке.

Он как-то нехорошо прищурился, глядя то на меня, то на Пегги, отчего мой сфинктер тут же сжался. Как бы не раскрыли…

— Вот чего предлагаю, мужики. Этого членососа мы живым не брали. До последнего, гад, не сдавался. Покуда череп не треснул.

Фух, я уж подумал, все, кабздец, сейчас как… Стоп, че он сказал?!

— В смысле? А как же… Кхм, гарнизон? Арестовать?

— Чего мямлишь, какой гарнизон? Куда его, сызнова в каземат? Этож рыцарь! Сученок титулованный, вона как стоит, ничего не боится… Знает, падлюка, ничегошеньки ему не будет. Выкуп уплатит и пойдет себе дальше, бабье обижать, да мужичье в переулках резать. Но мы можем быть хитрее. Справедливость, мужики. Судить не только лорды могут, но и мы сами…

Пегги было дернулась, но ее быстро сбили с ног, укладывая лицом вниз и уже примеряясь дубинкой к затылку. Твою-то мать, о таком варианте я не думал…

— Нет, не можем!

Гвардейцы недоуменно уставились на меня.

— Чего не можем?

— Хитрее быть не можем, по уставу не положено!

— О, братишка, сильно же тебя приложило… Жить-то будешь?

— Это вас, приложило, под чужими окнами пленного рыцаря добивать! Он же денег стоит, штраф, выкуп, еще чего. Стюард прознает, такого устроит…

— То верно, донести-то донесут… Эх, срамота! Душегубца и того покарать не можем! А вот при старшем-то лорде такого позору не было. Чего разлегся?! — сапог угодил по ребрам многострадальной Пегги. — На ноги, живо!!!

Седой оставил напарника караулить в переулке, дабы местные труп до нитки не раздели, а сам двинул вместе с нами, то и дело интересуясь, как я там, живой ли еще.

Вот же сучья жизнь, а? Ну почему этот седой не мог оказаться каким-нибудь садистом? Почему он «нормальный»? Неплохой дядька, переживающий за своих и думающий не только о кошельке, но и о какой-то там высшей справедливости. Совсем не вписывается в образ злобного врага, которого надо обманывать и побеждать.

И оттого еще хуже становится, когда о трупе в переулке думаю. Ведь он не сбежал, ведь он бой принял. Напарника не бросил…

Как так выходит, что я, делая благородные, в общем-то, дела, вынужден подставлять и убивать нормальных, хороших людей? Ответ очевиден, херню я творю, а не дела делаю.

То и дело отвешивая «Коллину» пинки, седой сокрушался на тему «раньше было лучше»:

— Скажу между нами, паря. При старшей-то «рыбе» такого не бывало. Чтоб кто при рыбьем гербе на другого руку поднял да при ней остался? Ха! Два раза… Помню, как раз рыцарь один в кабаке перебрал да конюшонка зарубил, якобы, новые стремена на старые заменил. Пленить-то такого нельзя, не по закону. Так мы его с лестницы уронили, да так, что весь дух не вышел. То «рыба» повелел, о справедливости радел. А нынче…

Пользуясь болтливостью дядьки, я подтолкнул его в нужную сторону:

— А нынче только за монеты радеют.

— Ох ты каков, не по хвосту, а зараз в дырку? Именно, паря, что одни монеты на уме. До чего дошло, аж ворье с жульем продаем, что твои самоцветы. Ты поди новенький, а всеж слыхал, а? Преступников баронишке с запада, на каторгу ссылаем. Тот монетой звонкой платит, щедро за каждую голову дает. И нам перепадает, благо лорд не жадный. Но… Не по совести оно. Срамно оно, человека как скотину продавать.