— У меня к тебе сейчас, Анна, только один вопрос. — Монарх ненадолго опустил свой абсолютно безразличный взгляд, как будто ему были интересны лишь собственные пальцы, которыми он сейчас то ли чертил на столешнице мини-узоры, то ли обводил уже имеющийся на ней рисунок. — Кто-нибудь в этом месте, в этой комнате за прошедший день тебя обидел? Сказал что-то гадкое? Как-то обозвал? Ударил? Оскорбил?

Он снова поднял свой убийственно пустой взгляд на девушку, и снова ей стало до чёртиков не по себе. Разве что в этот раз она не сумела найти подходящего повода, чтобы обратить свою сильнейшую слабость рядом с этим человеком в ядовитые стрелы словесной атаки.

— Нет… — ну, вот. Можно сказать, она только что подписала себе очередной приговор. Хотя могла бы предвидеть данный поворот событий заранее. — Я уже говорила. Я не знала наверняка, что ваша Анастасия действительно ваша служащая.

— К слову, очень ответственная и компетентная служащая. Она работает со мной уже больше десяти лет. Я доверяю ей практически, как себе. Честно говоря, затрудняюсь ответить на твой вопрос, касательно того, что я не предупредил тебя о ней заранее, но со своей стороны, ты определённо перегнула палку. Может, если брать во внимание тот факт, что ты пережила самый серьёзный стресс в своей жизни за последние годы, оказавшись на грани между жизнью и смертью, но, когда смотришь на это с иного ракурса… Твоё поведение как-то противоречит всему, что ты должна сейчас переживать и испытывать. Тебя всегда пробивает на подобную агрессию, если что-то перечит твоей собственной картине мира? И, что-то мне подсказывает, там, где ты провела последние годы исключительной в своём роде жизни, ты себя явно так не вела. Нежданная свобода резко вскружила тебе голову? Дикая зверушка, которую очень долго держали в клетке, показала свои острые коготки и зубки?

— Выпустили на свободу? Вы называете это место свободой? Это точно такая же клетка, где меня держали до этого! — Анна снова ощетинилась, поскольку пережитое ей здесь слишком уж противоречило словам Монарха. Особенно пережитое там, в гостинице. Почему он ничего об этом не хочет ей рассказать и объяснить? — А то, что вы сделали со мной в том отеле… Или что то было за место?

— Я могу сделать с тобой и нечто похуже, Анна. Потому что, да, я такой. И не стал перед тобой притворяться в том сраном отеле. Если тебе вдруг захочется испытать предел моего терпения и узнать, на что же я действительно способен, пожалуйста, дерзай. Только потом не плачься. Поскольку это ты напросилась, чтобы я взял тебя под свою защиту. И пока я не увидел ничего такого, что у меня бы не вызвало сожаления от принятого мною решения. Мне кажется, гости в чужом доме не должны вести себя подобным образом и не так благодарить приютивших их хозяев дома. А то у меня скоро точно сложится впечатление, будто мы заполучили маленькую бомбочку замедленного действия. Любое неверное движение и рванёшь так, что потом придётся собирать всех и вся по крошечным осколкам. Кстати, ты здесь под надзором и взаперти находишься непросто так. Нам же нужно узнать, кто ты такая в действительности и на что в принципе способна, перед тем, как начать выпускать тебя за пределы своей комнаты и даже дозволять гулять в саду. Только пока, к сожалению, первые о тебе впечатления не самые радужные. В машине вчера ты вела себя куда более достойно и сдержанно. Что тебе мешает это делать сейчас — понятия не имею.

Да, с одной стороны, если послушать все безупречные доводы Монарха, к нему точно никак не прикопаешься, сколько не тыкайся и не пытайся. Вот только с другой, Анна никак не могла смириться со своим новым положением. Не о такой свободе действий и передвижений она мечтала. К тому же мужчина мог преспокойно ей сейчас врать, пусть и божился ранее, что терпеть не может лжи в принципе. Может данное правило не распространялось на его собственное поведение? Ведь он мужчина. А Анна ещё не встречала ни одного мужчины в своей жизни, кто не умел бы врать и не делал этого периодически или даже постоянно. Тем более в Пансионате ей врали все… Без исключения.

— В машине я притворялась, если вы так и не поняли. Изображала женщину вамп, дорогую элитную шлюху, которая должна являться вашим дополнительным украшением на публике и привлекать к себе такое же внимание, как помощница фокусника на сцене. Если вам нравится подобный вид ненастоящей меня, просто скажите. Хотя Валерия тогда предупреждала меня об обратном, чтобы я не притворялась и была самой собой. Значит, я должна притворяться и дальше, да? Чтобы вам и Анастасии было спокойней со мной общаться? Только я не помню, чтобы делала тут нечто безумное и не контролируемое. Била вещи, мебель, кричала и кидалась на кого-то с кулаками. Кусалась, лягалась, крыла всех многоэтажным матом.

— А ты способна на такие вещи? А то мало ли. Ты ведь тоже можешь о себе много чего солгать, поскольку едва не единственная в этом месте, кто знает о себе полную правду. Я уже молчу о том, что с тобой могли сделать те, на кого ты вроде как работаешь. Как далеко они могли зайти и до чего довели в итоге твою психику. Вдруг в тебе сейчас живёт далеко не одна сознательная личность, а, скажем, целая внушительная группа. Просто ни ты, ни я понятия не имеем, какое в этом случае используется кодовое слово, чтобы вас переключать между собой. И в действительности, в твоей жизни не было никаких погибших родителей, о которых ты уже вскользь упомянула. Тебе могли вложить часть нужных «воспоминаний» и убедить, что так было по-настоящему. И что у тебя нет никакой младшей сестрёнки, которую ты так хочешь спасти. Мне прекрасно известны подобные «подпольные» организации, которые начали появляться у нас аккурат в святые девяностые практически по все стране, подобно сектам свидетелей Иеговы и сайентологов. Все их без исключения курировало ЦРУ. Правда, со временем им действительно пришлось уйти в глубокое подполье и тень, но это не значит, что они исчезли вовсе. Просто перестали так активно отсвечивать. Но желание управлять всей нашей верхушкой и дорвавшимися до власти олигархами у них совершенно никуда не исчезло. И едва ли когда-нибудь исчезнет вообще.

Анна вдруг принялась упрямо качать головой, ведь она понятия не имела, о чём говорил Монарх. Ни о святых девяностых, ни о каких-то там иностранных сектах и агентах ЦРУ. Но он только что сказал про её сестру самое нелепое, что вообще было можно придумать на её счёт.

— Я её видела! — наконец-то выдавила из себя девушка резко севшим голосом. — Она существует! Мне ничего не внушали и не делили моё сознание ни на каких-то других самостоятельно живущих личностей. Я это знаю точно! Я не бомба замедленного действия! Меня зовут Анна! Анна Алексеева Фёдорова. Я родилась в 200.. году! 18 января! Я может могу не знать своего точного возраста, потому что не следила за временем последние годы за не имением календаря, но всё остальное я помню прекрасно! И свою младшую сестрёнку Веру тоже! Мы с ней единственные, кто выжил в том кошмарном пожаре. Родители нас заранее спрятали в специальный для этого бункер. Поэтому те мрази до нас и не добрались. Но успели добраться до отца и мамы и… Сжечь их заживо!.. Вам это хотелось узнать? Узнать, какую опасность я из себя представляю? Почему вы теперь молчите? Думали, что я расскажу вам о себе какую-нибудь другую банальную историю?

Монарх действительно молчал. Хотя оно и понятно. Ему ведь требовалось какое-то время, чтобы обработать полученную информацию и свести её концы с концами нынешней действительности. Ждать от него хоть какой-то эмоциональной реакции было бесполезно. Поэтому и понять, что он сейчас переживает или думает, всё равно что пытаться узнать об этом у гранитной статуи.

Но, кажется, его взгляд стал ощутимее тяжелее и пристальнее. Что-то в нём да изменилось. Правда настолько незначительно, что если бы Анна не изучала его поведение и мимику лица раньше и буквально под мощным «электронным микроскопом», то и вправду могла решить, что на него вообще ничего не действует, и ни на какие живые чувства он в принципе не способен.