— И кто это может быть? Федун? — спросил лысый с лицом потенциальной жертвы апоплексического удара.

— Нет. У него кишка тонка. Да он ничего и не выигрывает, — наконец нарушил молчание четвертый директор: маленький, сухощавый брюнет со жгуче-черными усиками-стрелочками, за которые его называли Ашотом.

— Тогда кто?

— Не знаю. Может, случайная непонятка на дороге. Кто-то кого-то подрезал или не уступил ряд…

— Вряд ли. Во всех случайностях у Рыбака к тузу выпадала десятка! Похоже, это хорошо подготовленная акция…

Монументальная статуя отделилась от двери и на миг вошла в круг света.

— Если бы подготовленная, застрелили бы в подъезде, или когда садился в машину, или заряд заложили. И все дела!

Высказавшись, статуя шагнула назад, снова блокируя дверь. И хотя Карнаухов не участвовал в совещании, а только присутствовал на нем, возражать никто не стал: он знал, что говорит, и неоднократно это доказывал.

— А кто от этого выиграл? — вытерев платком вспотевшую лысину, спросил самый старший по возрасту директор.

— Да, кто? Может, Финансист? — высказался бледнолицый.

Финансистом прозвали владельца ночного клуба «Сапфир» Санина — того самого Петра Николаевича, за помощью к которому собиралась обратиться стриптизерша Виолетта и на которого она так надеялась.

— А что он выиграл? Доски на гроб? — спросил третий директор — безликий, которому легко затеряться в толпе.

— Да то, что у Рыбака была доля в «Сапфире». Доля небольшая — двадцать процентов. Но продать он ее мог только Финансисту, — сказал бледнолицый, который неожиданно оказался хорошо осведомленным.

— Да, это называется — право преимущественной покупки! — сказал Ашот. У него имелся диплом юриста, и при удобном случае он старался демонстрировать знание правовых вопросов. Иногда это получалось.

— Значит, если Рыбак мертв, то доля автоматически отойдет к нему. Причем с минимальной компенсацией наследникам.

— Что-то такое я слышал, — кивнул краснолицый. — Финансист мечтал освободиться от совладельца, но Рыбак продавать долю не собирался. Наоборот — он сам хотел выкупить Петькин пакет.

— Вот и вырисовался интересант! — проговорил краснолицый, запивая таблетку стаканом холодного боржоми. — Только Финансист на это не пойдет. За два зеленых лимона? Смешно…

— Кто знает, на что человек пойдет или не пойдет? — равнодушно произнес бледнолицый. — Давайте лучше специалиста спросим. Скажи, Валера, как думаешь?

Мощная фигура снова выдвинулась в круг света.

— Люди убивают друг друга за десять тысяч рублей!

— Не может быть! — в один голос изумились директора.

— И даже за две, — буднично сказал Карнаухов. — К тому же не всегда дело в деньгах. Может играть роль вопрос принципа или пристрастий. Я знаю много историй, когда убивали из-за женщин. Причем далеко не красавиц…

— Это точно! — кивнул бледнолицый. — И я знаю такие случаи…

— Клуб тоже может быть пристрастием. Только думаю, сейчас не тот случай, — продолжил начальник службы безопасности. — Финансист не такой отчаянный и не такой отмороженный, чтобы на это пойти. Да и от способа ликвидации вовсе не пахнет большими деньгами…

Он вновь отошел в тень. Некоторое время все молчали и о чем-то размышляли. Оказывается — об одном и том же!

— Не только мы подумали на Финансиста, — задумчиво сказал краснолицый. — Он вполне подходит для роли подозреваемого… И если его убьют, это будет выглядеть, как месть за Рыбака. Вписываться за Петьку никто не станет: дела он ведет единолично, и особой любви к нему никто не испытывает.

— А после его смерти «Сапфир» вполне может отойти «Комплексу», — подхватил мысль Ашот. — Причем, если поработать с наследниками, то почти что даром…

— Что ж, нет худа без добра! — подвел итог лысый. Таблетка подействовала, и лицо его приняло почти нормальный цвет. — Валера, ты все понял?

Карнаухов вышел на свет.

— Понял.

— Но тех, кто это сделал, надо найти! — сказал старший совладелец. — Нельзя прощать такие вещи и оставлять за спиной неотомщенные трупы друзей!

И хотя Рыбак не был никому другом, директора синхронно наклонили головы.

— Это подрывает репутацию и вредит бизнесу! — повысил голос лысый. — Ты все понял, Валера?