Шрифт:
— Сплетен опасаетесь?
— А как же! Злые языки страшнее пистолета. Приходится дорожить репутацией.
— Удается?
Она засмеялась.
— Зря не подставляюсь. Поэтому лучше здесь побеседуем. Пусть думают, что я вас на ковер вызвала. Не возражаете? — добавила она не без наглости.
— На ковер, так на ковер. Я привычный, — согласился Мазин.
— Значит, вы о телеграмме?
— О телеграмме.
— Ну, тогда я вам откровенно. Никакой телеграммы не было.
Телеграмма лежала у Мазина в сейфе, и он успел убедиться в ее подлинности, но об этом сразу не сказал. Спросил другое:
— Вы не верите Лилии?
— Ох, беда моя! Не верю.
— Зря. Телеграмма подлинная.
— Знаю. В руках держала.
— Почему же?..
— Разве я в подлинности сомневаюсь? Кто послал — вот в чем вопрос.
— По-вашему, не Эрлена Михайловна?
— Конечно, нет.
— А кто же?
— Лилька и послала, — заявила Марина уверенно.
Мазин подумал, оценивая версию.
— У вас есть доказательства?
— Вся моя жизнь доказательство. Я-то Лильку знаю, считайте, еще до рождения. Когда Эрлена округлилась, простите за выражение, мне десять лет было. Девочки в этом возрасте очень любопытные. «Что это, Эрлена, мальчик или девочка?» А она без колебаний: «Лилька!» Так и познакомились. Ферштейн? — как говорят дружественные нам теперь федеративные немцы. Ну а после смерти Эрлены…
— Исчезновения… — поправил Мазин.
Марина впервые нахмурилась.
— Я не оговорилась. Во всяком случае, для нас Эрлена умерла. А Лильку я вот так знаю, — повторила она и провела ладонью по горлу. — Мне это вам, постороннему человеку, говорить неудобно, но девка давно с приветом. Правда, надеялись, что перерастет. Однако и расти нужно нормально. Ей бы самое замуж, а она к сектантам подалась… Знаете, у нее в голове сумбур какой? К врачу обратиться приходится. Вот я вам и сказала… Думаете, мне это приятно?
— То, что вы мне сказали, дальше не пойдет.
— Спасибо, — откликнулась Марина. — Мне эта девчонка не падчерица. И не племянница даже. Сколько я с ней провозилась! Мужику не понять. А вместо благодарности…
— Как вы ее поведение объясняете?
— Как же! Родная мама роднее тетки. А телеграмма? Я знаю? Спросите у психиатра. Выдумала, чтобы мы с отцом против ее розысков не возражали. Будто мы враги ей! Конечно, мы с мужем разыскивать Эрлену не собираемся. Где ее искать? На том свете? И зачем? Думали, и Лилька сечет, что к чему? Оказалось, иначе мыслит. Что поделаешь? Просмотрели, недоработали. Пусть сама убедится. Ищите!
— Вы уверены, что матери нет в живых?
Дергачева подумала.
— Уверена, нету.
— Почему?
— Была бы живая, давно б объявилась. Она не из застенчивых. Видите, каково мне? Всю грязь раскопать заставила.
«Да, к сестренке она иначе, чем Лиля, относится».
Это все, что позволил себе подумать Мазин, ибо не смог еще составить собственного законченного мнения.
— А вы не допускаете третьего варианта?
— Какого?
— Телеграмму отправила не Эрлена и не Лиля, а кто-то еще?
— Вот уж и в голову не приходило. Кому это нужно?
— Да кому угодно. Начиная от «шутника» до прямого негодяя. Таких, между прочим, сколько угодно. Обидеть человека легко, а уязвимость мерзавцев притягивает.
Марина смотрела недоверчиво.
— Конечно, всякое бывает, но я у Лильки врагов не замечала. Ее скорее жалеют все. Даже неприятно. Вроде какая-то приблажная, несчастненькая, обиженная, родными забытая. А мы-то к ней всей душой. Нет, это ненормально, я считаю.
— Ну, приблажной она мне не показалась.
— А нормальной? Без выдумки ни на шаг. Странная девочка.
— Вы твердо стоите на том, что Лиля сама отправила телеграмму?
Марина покачала головой.
— Другого не вижу.
— Хорошо. Предположим, вы правы, и Лиля сама себе послала телеграмму, и все это, как вы говорите, фантазия. Допустим. Однако и фантазия от чего-то отталкивается. Почему Лиля почувствовала потребность разыскивать мать именно сейчас?
Вопрос задел начальницу.
— Наверно, мы ей надоели, — выговорила Марина с сарказмом.
— Не думаю. Она о вас очень тепло отзывалась.
— Верю, на словах она справедливая. Но сердцу, как видно, не прикажешь.
— Вот-вот. Жалости к матери, к несложившейся судьбе ее…
— Откуда ж Лильке знать, как ее судьба сложилась? Тоже фантазии, воображение. О нас бы с отцом лучше подумала.
— Кто-то мог о матери узнать, проинформировать.
— А, вы опять за свое! Этот кто-то и телеграмму отбил?
— Если хотите. Сомневаетесь? Посмотрим. Мой долг выполнить поручение. Пусть даже правда горькой окажется. Но она хочет знать.