Шрифт:
– Все как обещал, Сережка – сижу, социализируюсь, никто меня не «лечит».
– А меня лечат! – возбудился больной справа от Лесника, быстро затараторив. – И лечат, и лечат, и лечат, и лечат…
Заклинившего бедолагу увели санитары, повинуясь недовольному взгляду главврача.
– Человеческий разум – механизм сложный, – не обиделся я. – Можно нам, пожалуйста, с товарищем поговорить, Илья Петрович?
Нас препроводили в пустую палату и оставили со стариком.
– Через месяц у вас по плану выписка, – опустившись на кровать с наименее подозрительным матрасом, выкатил Леснику хорошую новость.
Почему-то не обрадовавшийся старик приуныл и ответил:
– Тяжело мне с людьми, Сережка. Не потому что психи, а потому что к лесу привык.
– Могу предложить должность в пчеловодческом хозяйстве, – пожал я плечами. – Местоположение – республика Башкирия, Алтайский край, нам там землю под пасеку выделили, под сотню гектаров аж. В апреле отправим туда строительную бригаду – поселок со всеми удобствами строить. Засадим медоносами, ульев наставим – будем мёд в масштабах страны гнать.
В Подмосковье не выйдет, потому что его чуть ли не целиком посыпают пестицидами в целях борьбы с вредителями и клещом. Пчелкам такое не нравится, поэтому будем открывать «филиал» и отправлять туда совхозников жить и работать вахтовым методом.
– Должность? – деловито уточнил Лесник.
– Так лесник, – с улыбкой развел я руками.
Старик поржал, и, конечно же, согласился.
Поговорил с главврачом на тему ремонта, он сослался на то, что это не в его компетенции и выдал телефонный номер человека, у которого компетенции есть. Позвоню уже из совхоза – темнеет, пора домой, «Время» смотреть – там про нас показать обещали.
В квартиру мы с Виталиной прибыли минута-в минуту, включили телек и уселись перед ним на диван. Сначала, совершенно неожиданно для немного выпавшего из глобальных дел за время жизни в деревне меня, показали внеочередной Пленум, где партийные товарищи единогласно одобрили целый юридический пакет для кооперативов, основываясь на полученном за два с половиной месяца опыте. Из основного – запрет заводскому начальству всех уровней участвовать в кооперации, удаление из банковской (прости-господи) системы такой штуки как «сберкнижка на предъявителя» и затыкание целой кучи дыр для обналичивания «безнала».
Следом голосовать стало сложнее, потому что старшие товарищи предложили ужесточить требования к кандидатам для вступления в Партию. Тоже не без моего участия – расписал доклад на тему «как так случилось, что раньше в Партию кого попало не брали, а теперь берут кого попало, в том числе – предельно материалистических в плохом смысле (это когда за привилегиями пришел) приспособленцев. В «пакете» – необходимость сдать экзамены, совершенное знание Устава партии и потребность в совершенно безоблачной репутации и юридической чистоте. Одновременно с этим понизили зарплаты на пятнадцать рублей и аннулировали спецраспределители, как «совершенно не сочетающееся с коммунистическими идеалами механизм». Принято большинством голосов, и оператор злорадно взял крупные планы «воздержавшихся» товарищей. Эти точно назначенную на середину мая (после праздников) аттестацию не пройдут, благополучно вылетев из главного управляющего органа страны. И поделом!
– Ждем бунты, провокации и прочее тематическое, – поделился я нехорошим предчувствием с Виталиной.
– Наверху все просчитали, – выразила она уверенность в дальновидности старших товарищей.
Будем надеяться, что обойдется малой кровью. Да и как дернешься, если вертикаль власти укреплена как надо, а на стороне деда – все силовые структуры? От бессильной злобы разве что кто-нибудь нехорошее исполнит, но не более.
Внезапно снаружи раздалось что-то похожее на далекий, но изначально очень громкий хлопок. Нехорошо! В окно ничего подозрительного разглядеть не удалось, поэтому бросился к телефону и набрал дежурному:
– Что случилось?
– Напоминает взрыв, – компетентно заметил дядя Вадим. – Выясняем. Перезвоню.
– Пока неясно, – просветил я Вилку, и мы сели смотреть телевизор дальше.
«Потемкинскую деревню» и вправду показали, но совсем не так, как я ожидал – репортеры обсасывали одну-единственную тему: за три дня совхоз заработал почти двести миллионов рублей продажей цветов Москве и соседним городам. Посыл – совхоз это даже круче кооператива, потому что дает беспрецедентные экономические возможности. Показывали теплицы, их персонал и папу Толю – последний смущался, чувствовал себя не в своей тарелке, но опыт выступлений перед совхозниками взял свое – на вопросы репортера ответил максимально подробно и с цифрами, мудро не упоминая тот факт, что луковицы покупались за валюту в Голландии, и мало какой совхоз сможет перенять наш опыт.
– Ох уж эти симулякры и пропагандистские репортажи, – вздохнул я.
– Другими цветами-то торговать могут, – не очень уверенно предположила Виталина.
– Придется на Девятое мая поднапрячься и применить капиталистический демпинг, чтобы не остаться с голым задом, проиграв новичкам в цветочном бизнесе, – вздохнул я еще горше, жалея об упущенной прибыли. – Но мы себе такое позволить можем, – утешил сам себя. – Но все равно фигово, что засветились с этой стороны – теперь, как обычно, будут как плюсы в виде притока иммигрантов, так и минусы – в виде принесенной этими иммигрантами и пришлыми гастролерами повышенного уровня преступности. Давай за машинку, будем бумажку с просьбой выделить нашему участковому пяток подручных составлять.