Ну а к вечеру дня сегодняшнего у меня сформировался план. Некоторое «головокружение от успехов» имеется, и азарт в душе во всю глотку орет «Смотри, как нам прёт! Самое время повысить ставки!», но и с точки зрения здравомыслия у меня есть аргументы — в случае провала я просто буду делать возмущенные глаза, говорить что-то вроде «этот безумец совсем охренел!» и демонстративно и шумно искать несуществующих врагов, которые «безумца» и науськали. Риск оправдан, и точка. Вместе с планом, благодаря отмене траурного «локдауна» — если всем можно, значит и мне можно — был сформирован график встреч, которые помогут мне скоротать вечер. Так-то я бы лучше с кайзером еще немного о важном поговорил, но Вильгельм от потрясений и ежедневных пьянок спёкся, запершись в своих апартаментах с твердым намерением остаться там до утра.

В гостинице нашелся пригодный для встреч кабинет, что очень удобно. Гости логичные, и инструмент для осуществления мощнейшей, решающей комплекс проблем, крайне выгодной для меня операции подозрений в общем ряду не вызовет.

Сначала — наш посланник в Лондоне. С Егором Егоровичем мы обсудили положение дел — просто поразительная суета, от которой не знаешь плакать или смеяться. Проговорили требующие моего внимания вопросы по англо-русскому взаимодействую — ничего такого, просто Егор Егорович страхуется и демонстрирует лояльность. Остаток встречи посвятили согласованию дипломатической стратегии на ближайшее время — если можно где-то «подружить» к нашей пользе без вреда Японии и Германии, надо «дружить». Дополнительный тезис — войны с Англией мы вообще не хотим и неприятно удивлены недружественными жестами по накачке английскими деньгами и технологиями турок. С Турками мы конечно же воевать тоже не хотим. И вообще ни с кем не хотим — мы, русские, вообще самый миролюбивый народ на планете.

Второй гость — наш военный атташе в Лондоне. С ним мы поговорили об армейских реформах — конечно одобрил, он же не дурак — немного постебались над англичанами, которые как известно те еще вояки, впрочем признав, что и поучиться у них есть чему. Напоследок я пообещал зайти в гости к командированным в Лондон господам офицерам (нормального нашего контингента здесь нет), и мы попрощались довольные друг другом.

И гвоздь программы — военно-морской атташе, Зиновий Петрович Рожественский. Десять минут на обсуждение текущих дел — все еще непонятно, плакать или смеяться. Еще пять — на обсуждение семейных дел Зиновия Петровича, чисто поглубже в голову «пациенту» залезть. Двадцать — на беседы о флоте в ключе «чего бы нам такого у англичан для себя полезного перенять или хотя бы купить». Зиновий Петрович должность занимал, на мой взгляд, заслуженно — заранее подготовил папочку на эту тему и показал глубокое знание предмета. Глубже моего, конечно — я учусь, но учусь год, а он — всю жизнь. Вида я конечно не подаю, а никому в голову сомневаться в моей компетентности и не приходит.

Три минуты после получения «папочки» скрашиваем демонстративной утратой настроения под монолог о том, как здорово встретить настоящего компетентного патриота в лице Зиновия Петровича.

— Каждый подданный Российской Империи не раздумывая отдаст за нее жизнь! — не подкачал и «утешил» меня Рожественский. — И я в их числе, Ваше Императорское Высочество!

— Вы — безусловно, — грустно улыбнулся я ему. — Но там, в Петербурге, кое-кто воспринимает должности и положение как само собой разумеющееся. Империя для них — это этакая кормушка, в которую они с алчным хрюканьем засовывают свои рыла.

Рожественский замялся — не каждый день от почти царя такое услышишь. Наклонившись над столом и поймав взгляд Зиновия Петровича, я закаменел лицом и вкрадчиво спросил:

— Могу ли я доверить вам опасное, тайное, невероятно сложное, но жизненно необходимое для самого существования нашей Империи дело, Зиновий Петрович?

Выбора у Рожественского не было — он поднялся на ноги и козырнул с положенными словами.

— Присаживайтесь, — вернул я его на место. — У Империи очень мало таких врагов, с которыми я не могу разобраться сам. Не могу сейчас, пока жив Его Императорское Величество.

Зиновий Петрович обильно пропотел и шумно сглотнул. Не боись, это не та цель.

— Я очень надеюсь, что мой любимый батюшка проживет еще много, много лет, — продолжил я, сделав вид, что не заметил реакции — озвучивать все это мне в глазах Рожественского должно быть почти мучительно, чтобы он проникся и осознал серьезность ДЕЛА. — Он — блестящий Император, а я совсем не готов занять его место. Мне нужно учиться, и лучшего учителя, чем Его Величество, найти попросту невозможно. Отец достиг больших успехов в управлении нашей Империей, но у него есть одна черта, которую у меня не поворачивается язык называть изъяном — разве любовь к братьям может считаться таковым?

Потеющий, всеми силами старающийся не отводить глаза Зиновий Петрович завороженно покачал головой — нельзя.

— Алексей Александрович, мой дядя и брат Его Величества — враг России, Зиновий Петрович, — «выдавил я» признание. — Он трахает половину шлюх Петербурга, безудержно ворует, завышает сметы для подкормки своих ручных шакалов, а главное — он принимает на вооружение негодные корабли, тем самым ставя под угрозу само существование нашей страны — с такими морскими границами мощный флот для нас все равно что сердце для человека! — добавив в голос раздражения, я ткнул пальцем в грудь Рожественского и «обессиленно» опустился на стул, потерев лицо.

— Георгий Александрович, вы хотите, чтобы я вызвал Алексея Александровича на дуэль? — осторожно уточнил Рожественский.

Да, незаконно, но в свете того, что я поведал выше и с поправкой на нежно взращиваемую офицерскую честь вполне логично — социопат уровня дяди Леши от брошенной в лицо перчатки взбеленится и лично побежит к Александру за оформлением очень уникального в эти времена разрешения.

— Я — будущий Император, — придавил я его взглядом. — И не могу себе позволить слабости не заявлять свою волю прямо!