— За грандиозный вклад в отечественную культуру, Премия Романовых Первой степени присуждается Афанасию Афанасьевичу Фету.

Старенький поэт наклонился — глубоко, Император же в кресле — и Александр повесил ему на шею парадно-символическую компоненту награды: золотую медаль с орнаментом в виде стилизованного, лубочного солнца.

Разве в наших широтах подобные Фету деятели не приравниваются к компактному, но мощному источнику тепла и света? Все мы, люди, в какой-то степени солнышко друг для друга, но чьи-то лучи согревают и без участия самого их носителя.

Удивительные эмоции от сегодняшнего мероприятия получаю: с большинством проживающих в столицах лауреатов я имею честь быть лично знакомым, с частью даже общее полезное дело делаем, но вот так, когда весь «иконостас» в сборе, вспоминается старенький кабинет литературы, на стенах которого висели портреты некоторых уготованных к награде деятелей. А сегодня «дедушки из кабинета литературы» спустились в Зимний дворец и ожили.

Практическая компонента Премии выражена в десяти тысячах рублей, большом общественном и историческом почете и записях в нужных документах — такой-то такой-то действительно получил Премию, а не купил медальку с аукциона или вовсе подделал. За вторую степень — 7500, за третью — 5000.

— За грандиозный вклад в отечественную культуру, Премия Романовых Первой степени присуждается Николаю Семеновичу Лескову.

Многие в небытие уйти успели до моего появления, и от этого я ощущаю легкую грусть — нет уже ни Некрасова, ни Тютчева, только памятники и произведения о них напоминать станут. Тоскую и по Михаилу Евграфовичу Салтыкову-Щедрину, он всего-то годик до меня не дожил. Эх, чего уж — все там будем, лишь бы благодарные потомки не забыли.

Как сейчас помню слова известного исследователя Чехова В. Б. Катаева: «между рождением Пушкина и смертью Чехова уместился целый век, золотой век русской классической литературы». Вот он, закат величайшей эпохи родной литературы, прямо перед моими глазами. Век, определивший сами контуры отечественной классики, вписавший нашу Империю в копилку мировой культуры. Век, подаривший нам столько архетипических персонажей и характеров, что и в мои времена не больно-то от них далеко общество ушло. Человек «лишний», человек «маленький» — все они благополучно пережили Золотой век литературы, накрепко оставшись вшитыми в лоскутное одеяло самого русского бытия. Самого Антона Павловича в зале нынче нет — он же только начал обретать литературную славу, и к своей Премии придет через несколько лет.

Впереди у нас по хронологии Век Серебряный. Не только гибелью людей и экономическим ударом обернулась Революция — она высвободила циклопический поток творческой и созидательной энергии народа, придала новые смыслы и новые цели обществу. То, что получилось в итоге, нисколько на мой взгляд самого величия явления не отменяет. Мне Революцию проводить придется «сверху» — уже и начал на самом деле! — а значит эпоса и потрясений будет меньше. Серебряный век, однако, я предвкушаю с полной правотой — не обязательно погружать страну в кровавую баню, чтобы дать десяткам миллионов людей образование и жажду служить Отечеству. Всё у нас будет — и Маяковский, и Есенин, и Блок, и Брюсов, и разделение на поэтические кружки: символизм, футуризм и прочее.

— За грандиозный вклад в отечественную культуру, Премия Романовых Первой степени присуждается графу Льву Николаевичу Толстому.

Титаны — вот кем наполнен Зимний дворец этим вечером. Кто мы без них? Все, кто придут после, на этих пожилых, согбенных прожитыми годами плечах стоять и будут, и вопрос лишь в том, станут ли они достойным продолжателем дела титанов или перхотью на их плечах. Кто я в сравнении с Толстым, Фетом и Лесковым? Второсортный актеришко, который и истинного-то их величия осознать неспособен: словно сорока у подножия горы драгоценностей хватаю тусклые, недостойные вершины камни и пытаюсь постичь всю прелесть их граней своим скудным умишком.

Что ж, если судьба доверила мне честь стать самым главным трикстером в истории, значит мне остается только смиренно принять это и стараться удовлетворить единственного, самого строго, невозможного к обману цензора и рецензента — самого себя. Увы, на творческом поприще мне уже не реализоваться, и с «культурными лауреатами», трижды увы, из-за этого не по пути: я же администратор по сути, мне впитывать коллективное бессознательное и облекать его в текстовую или аудиовизуальную форму не по рангу и не по должности, четырежды увы. Пятикратное «увы» вызывает чистосердечное признание самому себе, что я и не умею — да, актер профессия творческая, но материал пишут другие люди, с совсем иначе устроенной головой.

А меня ведь львиная доля «культурных» ругает и дальше ругать тихонько будет — нельзя без этого, что-то вроде цеховой солидарности. Хочется людям видеть на троне идеал, и свою страну тоже хочется видеть и ощущать идеальной — я это понимаю, но все равно как-то обидно. Мне эти мундиры да бакенбарды с пыльными кабинетами поперек горла, мне на подмостки хочется, купаться в любви зрителей и впитывать овации. Ладно, это уже юродство — оваций и любви на меня подданные не жалеют, а я собираюсь такое положение дел сохранять упорной работой на их благо.

— За существенный вклад в отечественную культуру, Премия Романовых Второй степени присуждается Елизавете Николаевне Ахматовой.

Нельзя без степеней — вклад у всех все-таки разный, и грести всех под одну гребенку прямо вредно: от этого плодятся обиды. Особенно — у падких на признание творческих людей. Елизавета Николаевна в «культурной части» этого года у нас за всех дам одна отдувается, но ни у кого не хватит наглости обвинить ее в том, что она награждена чисто ради инклюзивности — ее переводы, сказки, а теперь и возрожденный журнал славятся по всей Империи. В дальнейшем в культуру придут более значимые дамы — однофамилица Анна, Зинаида Гиппиус, Марина Цветаева и другие.