Джунгир взял клинок и взмахнул им в воздухе.

— Великолепное равновесие и замечательно острая сталь. Я очень доволен. Передай мою благодарность своему царю и скажи, что я не знал, сколь богата его земля. Когда ты 462 отправишься домой — завтра?

— Как прикажет великий хан.

— Завтра лучше всего, ибо близится зима, а с ней морские бури, и я не хотел бы затруднять тебе обратный путь.

— Хан очень добр, что печется о моем удобстве, но его величество поручил мне повидать его дочь и передать ей уверения в его любви и преданности

— Я сам передам ей, — заверил Джунгир.

— Не сомневаюсь, что великий хан сделает это гораздо искуснее, чем я. Но мой повелитель приказал мне повидать ее, а подданный, с чем вы, я уверен, согласитесь, должен выполнять приказания своего государя.

— Это так — но боюсь, что это невозможно. Моя... супруга находится сейчас в моем южном дворце. Дорога туда занимает два месяца. Я уверен, твой государь поймет, отчего ты не мог исполнить его желание.

— Но исполнить его возможно, великий хан. Я поеду на юг, а затем вернусь домой. С вашего позволения, разумеется

Джунгир помрачнел, однако ответил по-прежнему дружелюбно:

— Я не советовал бы, посол. Степи небезопасны для иноземцев. Многие племена все еще продолжают нападать на чужих.

— Понимаю, государь. Даже в Срединном Царстве существуют злодеи и разбойники, которые не подчиняются воле императора. Но я уверен, что мои солдаты справятся с ними. Вы же очень добры, что заботитесь о безопасности скромного посла.

Джунгир с вымученной улыбкой вернулся на помост.

— Тебя проводят в твои покои, посол, и мой мажордом снабдит тебя охраной и провизией для путешествия. Я же должен заняться государственными делами.

Чиен поклонился опять, но не слишком низко.

— Не нахожу слов благодарности, государь, за время, которое вы уделили мне. — Он отступил на семь шагов вместо положенных десяти, повернулся и вышел.

Как только двери за ним закрылись, Джунгир сказал широкоплечему воину рядом с собой:

— Ты будешь провожать их на юг. Через неделю на них нападут, и в живых не останется никого. Ты понял меня, Кубай?

— Да, мой хан.

— И следи за тем, чтобы они не шлялись по дворцу. Пусть никто пикнуть не смеет об этой желтой суке.

— Как прикажет мой повелитель.

Мажордом провел Чиена по запутанным коридорам в три большие сообщающиеся комнаты. Западные окна выходили в крайне уродливый сад, утыканный кустами. Обстановка первой комнаты состояла из кровати, стола с четырьмя стульями и трех ламп. Во второй не было ничего, кроме узкой койки и единственной лампы, в третьей стояла железная ванна, три бочки с водой и лежало несколько тонких полотенец.

— Какая роскошь, — с полной серьезностью произнес Чиен. Мажордом улыбнулся одними губами и вышел. Чиен повернулся к своему слуге Оши, пожилому вольноотпущеннику, прослужившему в их семье сорок лет.

— Поищи дыры для подглядывания, — приказал посол на малоизвестном чиадзийском диалекте.

Оши поклонился и стал обходить комнату.

— Ни одной, мой господин, — доложил он под конец.

— Есть ли предел их оскорблениям? — возмутился Чиен. — Я, по их мнению, недостаточно важная особа, чтобы шпионить за мной?

— Что взять с дикарей, господин.

— Пойди разузнай, куда поместили Зукая и остальных, и пришли Зукая ко мне.

— Слушаюсь. Быть может, сначала приготовить вам ванну?

— Я выкупаюсь завтра. С этих надиров станется помочиться в воду. — Оши с коротким смешком вышел.

Чиен достал из кармана полотняный платок и смахнул пыль со стула. По полу шмыгнуло что-то темное. Чиен выхватил из рукава маленький метательный нож, и черная крыса погибла на месте, рассеченная чуть ли не пополам.

Несколько минут спустя, когда Чиен стоял у окна, глядя на серовато-зеленые кусты, сходившие здесь за дворцовый сад, в дверь тихо постучали.

— Войдите, — сказал Чиен, и вошел Зукай, склонившись так низко, как только позволил ему лакированный черный панцирь. Железный шлем он держал у груди. Он был не особенно высок и не слишком мощного сложения, но искусство, с которым он владел длинным кривым клинком, чантанаем, создало ему славу далеко за пределами Срединного Царства. Он служил Чиену одиннадцать лет, и ни разу за это время Чиен не видел его с непричесанной или ненапомаженной головой. Теперь же волосы бравого воина сосульками свисали на плечи.

— Почему ты являешься ко мне подобно низкому смерду? — на том же чиадзийском диалекте спросил Чиен.

— Тысяча извинений, благородный господин. Я готовился принять ванну и не хотел заставлять вас ждать.

— В этом ты прав, Зукай. Но не нужно было готовиться к омовению, не узнав прежде, нужен ты мне или нет. Впрочем, в варварском городе трудно соблюдать этикет. Ты осмотрел свою комнату?

— Да, господин. Там нет ни тайных дверей, ни трубок для подслушивания.

— Позор!