— А мне страшно, — признался Чареос. — Особенно здесь. — Он кивнул на башню. — Вот она, мальчик, — сцена великих подвигов. Отсюда Бельцер спрыгнул, чтобы отбить у надиров знамя. Здесь мы сидели с Тенакой-ханом. И это здесь он назвал нас Призраками Грядущего. Плохое это чувство — сидеть тут и ждать смерти.

— И рождения, — заметил Киалл. — Окас сказал, что этот ребенок будет великим царем — быть может, самым великим из всех живших на свете. Это что-нибудь да значит правда?

Чареос кивнул и отвернулся. Крепость высилась над ним, мрачная и грозная. Холодный камень делился с ним своей памятью, и он вновь слышал крики умирающих и лязг стали

Танаки поднялась к ним.

— Ложная тревога, — сообщила она. — Теперь она отдыхает. А у вас тут что делается?

— Да ничего, — ответил Киалл. — Они просто сидят и ждут — не знаю чего.

— Они ждут Джунгир-хана, — пояснила Танаки. — Они не знают, зачем мы похитили царицу, и не осмеливаются предпринять ничего, что могло бы ей повредить. Джунгир сам должен решить, что делать.

Она открыла дверь башни. Киалл вслед за ней поднялся по выщербленным ступеням на самый верх, и Танаки села, прислонясь к стене.

— Ну вот ты и увиделся со своей женщиной, — сказала она. Он опустился рядом на колени и взял ее за руку.

— Она не моя женщина, Танаки. Это было все равно что встретиться со старым другом. Я мало что понимаю в таких делах, но хочу, чтобы ты знала, прежде чем... — Он запнулся.

— Прежде чем мы умрем?

— Да, прежде чем мы умрем. Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя. Я знаю, ты не веришь в любовь, но я предпочел бы вот так держать тебя за руку одну-единственную ночь, чем прожить сто лет без тебя. Глупо, да?

— Да, — сказала она, погладив его по щеке, — но это чудесная глупость. Прекрасная глупость. — Она привлекла его к себе, коснувшись губами его губ. Он обнял ее. — Хочешь меня? — прошептала она.

Он отпрянул.

— Хочу, но не здесь — не на этом холодном камне, от которого разит смертью и горем. Давай просто посидим рядом, хорошо?

— При всей твоей неопытности ты часто находишь очень верные слова.

Позади них на безоблачном небе разгоралась алая заря.

— Хороший будет день, — сказал он. Она не ответила.

Гарокас, глядя на них со двора, вздохнул. Затем он увидел Аста-хана: тот украдкой выходил из казармы, неся что-то в руках. Гарокас прищурился против солнца и разглядел человеческий череп. Шаман шмыгнул с ним в комнату, где лежала Равенна.

Гарокас поднялся к Чареосу.

— Мне кажется, самое время сесть и ускакать подальше в Готир.

— Нельзя. Она вот-вот родит.

— Если мы останемся, то погибнем все, — вздохнул Гарокас. — Ну, потеряет она ребенка — что за беда. Другого родит. Мир от этого не перевернется.

— Это особый ребенок. И не только в нем дело. Это место предназначено мне судьбой. Не могу объяснить почему, но я уже много лет знаю, что мне это суждено.

— По-моему, Аста-хан думает то же самое. Я только что видел, как он приволок в комнату женщины какой-то старый череп. Пути шаманов непостижимы — к счастью для меня.

— Череп? — Чареосу вспомнились слова Окаса: «Почему кости Тенаки похоронены в Бел-Азаре?» Он спустился по ветхим ступеням, пересек двор и вошел в караульную. Равенна спала. Аста-хан сидел на полу рядом с кроватью, скрестив ноги, и держал на коленях череп.

— Что ты здесь делаешь? — спросил Чареос.

— Ничего такого, что могло бы повредить женщине, Чареос. Даю тебе слово.

— А ребенку?

— Ребенок не входил в наш уговор — но не опасайся, он родится здоровым.

— О чем ты умалчиваешь, Аста? Зачем ты принес сюда эти... останки?

— Останки? Если бы ты только знал, чьи это кости... — Шаман умолк и сказал с натянутой улыбкой: — Я выполнил условия нашего договора, Мастер Меча. Тебе не в чем меня упрекнуть. Но у меня есть своя цель — и она мне дороже жизни.

— Ты обещаешь, что не причинишь вреда Равенне — и ее ребенку?

— Ребенок родится, — с хитрой улыбкой заверил Аста. — Он будет сильным и вырастет быстро. Он будет великим ханом. Ничего дурного не случится ни с ним, ни с матерью, давшей ему плоть.

— Чареос! — позвал со двора Киалл. — Иди скорее сюда! Чареос выскочил наружу и побежал к стене. По равнине к крепости скакала целая орда. Впереди на сером жеребце ехал воин в черном.

— Этот стервец едет сюда на моем коне, чтобы меня же и убить! — вскричал Чареос.