– От госпожи Сун ничего не скроешь – ее сердце зорко, потому-то и вручает так много при каждой встрече. – Го Бо заглянул в сумку и удивился: – Ох! Почему на этот раз вы так мало взяли? Оставили мне половину. Что мне с этим делать?

Ребятня просияла.

– Так праздник же сегодня! Угощений будет столько, что животы по швам пойдут!

– Братец не знал? Завтра первый день весны!

Только услышав об этом, Го Бо слегка смутился, и его реакция показалась детям довольно занятной. Малыши залились смехом.

– Братец, ты что, так заработался?

– Нужно срочно поспешить домой к семье! Твоя женушка, наверное, совсем заждалась! – воскликнул самый старший из детей.

В честь празднования Нового года [11] обычно проводят самый продолжительный фестиваль в году. Сейчас же большинство людей, вероятно, заняты немного другим: выбрасывают всякий мусор и рухлядь из дома, вывешивают символы удачи и парные надписи да готовят побольше для семейного застолья. Самой организацией масштабного празднования займутся лишь завтра – немудрено, что Го Бо не заметил городских приготовлений. Только после того как все семьи воссоединятся и отпразднуют первый день весны, в центре города развернется фестиваль с разнообразными угощениями и забавными играми, люди выставят яркие фонари и свечи для заблудших душ, которые пришли повидать родных, а сами смертные отправятся делать подношения. Гулянье закончится, лишь когда всем старым богам – таким, как Нефритовый император, – вознесут все молитвы.

Глаза детворы блестели сейчас как звезды в ночном небе. Поглядывая на смущенного Го Бо, они приговаривали: «Все же есть женушка? Кто она, братец?»

Однако Го Бохай знал, что смутил его молодую версию вовсе не праздник. С юных лет небожитель невзлюбил громкие гулянья. Веселье, радость и ликование ассоциировались у него с опасностью, застающей отдыхающих врасплох. Причиной тому было прошлое, шедшее за богом по пятам, как тень. Прошло не так много лет, чтобы память могла стереть страшные картины того, как во время празднования в честь наступления весны все семейство Го и те, кто находился в отчем доме, встретили свой ужасный конец от закаленной стали южан. Го Бай, к счастью или нет, оказался единственным выжившим. В свою очередь и Сичжун, город, в котором он сейчас пребывал, некогда пострадал от солдат клана Ба. Ранее процветавшая столица Запада с приходом вражеского войска превратилась в самый обычный, непримечательный город Юго-Запада с новым руководством.

Го Бо покачал головой.

– Нет у этого скромного той, что могла бы стать спутницей жизни. Нет и барышни, которой понравился бы такой бедняк, как я. – А Го Бохай умилился наивности и чистоте сердец ребятни.

– Не говори так, братец! Ты многим нравишься! – продолжали лепетать дети.

– Моя кузина до беспамятства влюблена в твою красоту!

– А моя старшая сестра постоянно о тебе ведет речи!

– Да кому нужны эти барышни? Вот я хочу стать таким, как ты! Когда достигну достаточного возраста, обязательно пойду в послушники храма Тяньтань!

– И я! – тихо добавил мальчик, не отпускавший ногу Го Бо.

– Я тоже пойду. Хочу научиться всем штучкам, которые знает братец! И тогда буду разгонять нечисть в Сичжуне, заставлять ее от страха прятаться по углам!

– Братец, а как сейчас обстоят дела с усоногими?

На долю секунды Го Бо замялся:

– Вы их снова видели?

– Конечно! – Ребятня закивала.

– Должно быть, помните, что к ним нельзя прикасаться? – серьезно уточнил послушник.

Усоногими сичжунские дети называли крупных многоножек – наверное, самых омерзительных насекомых в Поднебесной, что вели ночной образ жизни, обладали целой дюжиной пар лапок и скользким панцирем, да в довесок еще и умели ползать по стенам. Кого подобное не испугает?

Го Бо продолжил:

– Родные вас осматривают каждое утро на наличие укусов?

– Каждое!

– Да, каждое, но… братец, взгляни. – Мальчик закатал рукав. Под одеждой скрывалось красное пятно, похожее на ожог. – Она меня не кусала, ночью лишь проползла… Я тут же ее скинул, но наутро в этом месте вдруг заболело.

Ребятня склонилась над рукой, как и Го Бо.

– Ого! Ган-Ган, сильно болит?

– Страшно, наверное, было, да?

Го Бохай припомнил, что сичжунские многоножки были чрезвычайно ядовиты. Кому-то везло пережить их укус, кому-то нет. Потому детей от них берегли как зеницу ока – они чаще всего становились жертвами кровожадных тварей. В других городах эти беспозвоночные тоже водились и могли быть опасны для человека. Однако здесь, в Сичжуне, они все будто озверели и нападали на людей в домах, забирались под одежду, в посуду.

– Как хорошо, что наш братец знает, как вытравить эту гадость! Матушка очень рада, что ты согласился переночевать недавно в нашем доме.

– Усоногие делают все свои ножки куда подальше, объявись он только на пороге! – радостно захлопал в ладоши ребенок.

Однако сам послушник не знал, что ответить на такое громкое заявление. Чуть погодя он тихо произнес, словно напоминая себе:

– Как такового способа борьбы с вредителями я пока не нашел.

Тело пробрало дрожью от стыда: он вспомнил негодование в небесном чертоге, когда его обитатели узнали, при каких условиях в мире смертных задерживался бог дождей и гроз. Особенно ярко припомнил лица бессмертных, искаженные гримасой отвращения от всплывающих подробностей его скромной жизни среди людей.

Го Бо осмотрел руку мальчика и наказал:

– Нестрашно, если не укус. Скажи родителям сделать отвар из цветков льна, он быстро снимает воспаление.

– И это все? Боль пройдет?

– Без сомнений, – заверил послушник.

– А когда они оставят нас в покое? Ведь не может же все так продолжаться? Мои родные уже подумывают переехать на юг, в Дундзилун.

– Братец, мы не хотим уезжать, не хотим тебя оставлять! Когда же все станет как прежде?

Поболтав еще немного с детьми и не дав им четкого ответа, послушник закинул сумку на плечо и побрел дальше. У Го Бохая появилось время поразмышлять обо всем увиденном наедине с собой, но он вдруг понял, что почти ничего не чувствует. Эмоции Го Бо ощущались теперь куда острее, чем собственные. Да и думать становилось все сложнее – мысли путались, то и дело сплетаясь с мыслями молодого себя.