Я утрировал, сгущал краски. Но этот деятель, к которому я не мог не заявиться, как только прибыл в Вену, бесил. Андрей Разумовский был… австрийцем. Да, русский посол в большей степени казался чужим, нерусским. А на меня еще и довлело послезнание. Я знал, что Андрей Кириллович будет всячески угождать австрийцам, мало того, даже примет католицизм. За такой поступок Анна Иоанновна шутом делала, да издевалась всячески над Голицыным. А тут, вроде бы и ничего особого не произойдет и Разумовский чуть ли не до конца своих дней будет в Вене жить да жизнь прожигать.

Ну и какой это русский посол? Австрийцы в будущем улицы будут называть его именем, он что-то там построит в Вене. А в России? Что он построил в иной реальности на Родине? Ни-че-го. Он просил или еще будет просить у Александра Павловича денег, так как потратился на австрийцев.

— Русский язык? — несколько даже с акцентом спросил Разумовский. — Может быть вы и правы, я давно не упражнялся в родном наречии.

— Я прибыл к вам, дабы не только засвидетельствовать свое почтение, но и согласовать действия. Моя задача состоит в том, чтобы помогать генерал-фельдмаршалу Александру Васильевичу Суворову решать политические вопросы, — сказал я и протянул послу бумагу, написанную канцлером Безбородко.

Разумовский читал документ с явным пренебрежением и с каждой строчкой раздражался. В сущности, если использовать те формулировки, что предлагаются в письме, то я могу начхать на мнение посла и выстраивать взаимоотношения с австрийской стороной по собственному усмотрению.

Да, идти на прием к императору Францу не стоит, это точно прерогатива русского полномочного посла. Но мне разрешается устраивать приемы при Суворове, конечно, использовать прессу, если венская газета позволит мне у них печататься. Так же я должен содействовать лучшему пониманию между союзниками и фельдмаршалом, всячески стараясь оградить Суворова от ненужной шелухи, дать «военному маэстро» сконцентрироваться на избиении французов.

— Что вы намерены делать? — спросил Разумовский.

Его тон звучал предельно невежливо, пренебрежительно.

— Я всенепременно обращусь к вам, господин посол, когда сочту нужным обсуждать свои действия. Со своей же стороны хотелось бы попросить не мешать мне. Нам всем нужно одно: содействие австрийцев русскому корпусу. У вас уже есть бумаги со списком того, что именно и в какие сроки австрийцы намерены поставить русской армии? — я не давал Андрею Кирилловичу опомниться и продолжал говорить. — Я намерен всячески следить за тем, чтобы первые поставки были сделаны уже сейчас, до прибытия фельдмаршала в Вену. И не затягивались.

— Да, как вы… Господин Сперанский, вам лучше уйти и подумать, что именно вы будете делать. Я не намерен в своем доме принимать столь ретивого служащего, который забыл о чинопочитании, — гневно говорил Разумовский.

Я не хотел усугублять конфликт, лишь спрашивал о том, что он, как посол, уже сделал для России. По всему видно, что ничего. А, нет, он дал грандиозный бал по случаю заключения союза России и Австрии и формирования Второй Антиреспубликанской коалиции. После что-то кому-то пожертвовал, скорее всего очередному музыкальному дарованию. Ну и по этому же поводу была закуплена очередная партия картин. Разумовский закупал живопись целыми стопками.

Я вышел из дома Разумовского в растерянности. С одной стороны, нельзя было с ним ссориться. Но с другой, — он не тот посол, который нужен России. Может быть, в иной реальности в том числе и недоработки посла Разумовского привели к тому, что не получилось с еще большей славой закончить поход Суворова. В новом варианте истории славы фельдмаршалу мы еще прибавим, иначе, зачем я вовсе в этом мире.

Глава 3

Неаполь

16 апреля 1798 года

— Сделайте же что-нибудь! Вы же мужчины! — истерика королевы Марии Каролины продолжалась.

— Ваше Величество, шесть сотен моих солдат смогут только обеспечить выход в порт и дальше в море. Российская империя готова предоставить вам убежище до того момента, как Неаполитанск… — говорил Фёдор Фёдорович Ушаков, но был перебит.

— Убежище? Я буду сидеть в вашей крепости и ждать Божией благодати? Лучше тогда остаться и гордо взойти на эшафот, как это сделала моя сестра французская королева Мария Антуанетта, — продолжала орать Мария Каролина.

— Как вам будет угодно, — сказал русский адмирал, поклонился и, не сделав даже должных по этикету шагов спиной вперёд, развернулся и направился к выходу.

— Стойте, сударь! Да стойте же, я вам говорю! — засуетилась королева.

Для Марии Каролины было шоком, что русский офицер оставляет ЕЁ в опасности. Не важно, для Марии Каролины не важно, что она уже как час капризничает, и её истерика в прямом смысле убивает русских солдат и матросов. И не только их, ещё остались в городе некоторые верные престолу части, которые хаотично обороняются, стремясь быть рядом с русскими организованными солдатами.